Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Произошло это не совсем внезапно, но вполне ожидаемо. Он перестал пить, почувствовав, что именно алкоголь был виной рвоты, отрыжки, боли. Но обследоваться не захотел, терпел, исхудал, почти ничего не ел, ночами не спал, утром через силу поднимался на работу, работая уже жестянщиком, а не шофером. Был очень ущемлен тем, что новый директор совхоза – казах – приказал забрать у него бензовоз, передать другому – сородичу.
Более-менее наладилось в семье в последний год его жизни: перестал пить, потому что боли не прекращались, но обследоваться все равно не хотел. Немного по-другому взглянул на отношения в семье, когда его чуть не мобилизовали в Афганистан.
Очень рад был рождению внучки Миланы, млел от радости, пытаясь взять ее на руки. Но она всегда начинала плакать, как только он появлялся в комнате, – этому все удивлялись. А когда отметили его сорокалетие, к которому Лена готовилась с неохотой, помня поверье, что нельзя отмечать такую дату, на следующий день он незаслуженно обвинил ее в том, что не отговорила его от гуляния.
В очередной отпуск Лена делала косметический ремонт внутри квартиры – побелку. Когда уже заканчивала работу в кухне, вдруг услышала внутренний голос: «Зря белишь…» С ужасом прислушалась и огляделась: в доме, кроме нее никого не было. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди.
Выйдя на улицу, потихоньку успокоилась, потом добелила стену и перемыла все в квартире. А ночью приснился сон: будто она идет мимо своего дома, зная, что войти туда уже невозможно, – он чужой. А ее дом теперь в конце переулка перед поворотом на кладбище, но нет желания туда идти.
Проснувшись утром, она не могла успокоиться из-за тревоги, не покидавшей ее в течение всего дня. На следующую ночь и на третью сон повторился один в один. В работе она старалась избавиться от странного гнетущего состояния, но потом все развеялось.
А однажды, проснувшись утром, Виктор спросил, почему трясет дом и стены кружатся. Лена поняла, что ему совсем плохо, так как снова открылась рвота, стал задыхаться. Она завела машину, привезла врача, которая рекомендовала отправить его в областную больницу, выделив скорую помощь. Туда приехали в послеобеденное время (как раз в день медика), от многих пахло уже вином, праздником.
Сделав снимок на рентгене, дежурный врач увидела, что выхода из желудка нет, все изрубцовано. Положили на дополнительное обследование, но на второй день к вечеру он впал в кому: отказали почки, а через четыре дня он скончался.
После похорон (это случилось во время крушения СССР) Лена, прожила некоторое время в селе. Она и раньше была дружна со своей свекровью, часто навещала ее и сестру Виктора. И несколько раз старая женщина говорила со слезами:
– Як я хочу, дочка, шоб тоби попався чоловик хороший, не такый пьяница, шоб ты була щастлывой… Ты була хороша сноха, як дочка ридна, шоб повызло тоби в будущем.
Лена обнимала ее, плакали вместе. А весной следующего года свекровь тихо умерла… Как жила спокойно и незаметно, никого не обижая, так и ушла… Похоронив ее, Лена отвела поминки, уехала в Сургут, перевезя девочек с собой, беспокоясь об их безопасности.
Когда она собралась уехать в Россию, родители отговаривали ее, недоумевая, почему едет именно на Север. Когда-то там, в Сургуте, побывал Степан, заставший еще только строившийся город с деревянными мостками вместо улиц для прохода между деревянными бараками, балками, как их называли местные. Но Лена заранее узнала, как выглядит город в настоящее время: туда уехали бывшие ученики и пригласили разведать, так сказать, обстановку.
Съездив в отпуск на неделю, нашла работу по специальности, получила комнатку в общежитии. Вернувшись домой, распродала все, что можно, остальное перевезла к родителям и уехала навсегда. Мать скучала по ней и девочкам, но у нее были и другие дети, которые требовали ее участия. Это она так считала, что всегда должна как-то помочь, возможно, защитить.
Еще перед отъездом на Север Лена узнала, что отец лежит в Талды-Кургане в онкологии. Поехав к нему в больницу, она узнала от врача, что у отца рак легких, уже пошли метастазы, он проходил химиотерапию. Дома она сказала матери об этом, но Анна настолько была обманута прежними выкрутасами Федора, что просто выругалась в его адрес, сказав, что он снова притворяется. Дочь не смогла ее убедить, да и смысла уже не было.
Через год, приехав домой в отпуск, она застала возвращение отца из больницы, он, провожая ее на автобус, сказал, что, может быть, уже не увидятся больше, попытался дать денег, но она отказалась, отговорившись тем, что сама работает и получает прилично: лучше использовать на продукты для самих. Она только обняла его, не зная, чем можно помочь.
В Сургуте она сначала работала на двух работах, чтобы выжить в незнакомом городе, снова нарабатывала авторитет. Потом встретила простого рабочего человека, оказавшимся надежной опорой для нее и девочек. Так началась новая жизнь.
У дочерей сложились свои судьбы, но это совсем другая история…
***
Федор же еще раз поехал в город на консультацию в онкологию. Но ничего утешительного в больнице не услышал, поник: понял, что сам себя загубил, что жизнь прожил не так, как надо было бы. А как надо, совсем не знал: временные увеселения были по душе, а смысл оказался совсем не в том.
По приезде домой он слег, почти перестал ходить по двору. Лежал в большой комнате, в это время в поселке часто отключали свет, приходилось зажигать свечи. Анна управлялась по хозяйству сама, да оно было уже небольшим: только корова, курочки, кошка и собачка. С огородом возились вместе со Степаном, копали, переносили картошку в погреба. Время шло к осени, надо успеть все убрать. Федор изредка выходил из дома, греясь на солнышке, сидя в палисаднике.
Когда начались сильные боли, Настя приходила и ставила укол, давала таблетки, которые можно было еще достать при той заглохшей медицине. Так прошла зима, а весной Федор, мучаясь от непроходящей боли, ощупал нарост, выросший от груди по шее к голове.
Однажды, не выдержав боли, острым ножом вскрыл его, надеясь выпустить оттуда ту муку. Вся постель
