Любовь Виноградова - Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной
Володя Лавриненков, перелетевший в Котельниково с 9-м полком, испытывал сложные чувства. Здорово наступать, освобождая от врагов свою страну. Но больно видеть, как неузнаваемо меняет война знакомые места.
Он помнил Котельниково, каким оно было летом 1942 года: белый вокзал, высокие деревья вдоль перрона, вокруг — множество домиков, утопавших в садах. Заходя на посадку холодным январским утром, Володя увидел, что нет больше ни вокзала, ни окружавших его домов. Сколько еще впереди пепелищ и развалин![397]
Зато на аэродроме осталось очень неплохое наследство от немцев: «бункеры, капониры, сооружения для мастерских и складов». Оставалось только «очистить их от трупов и мусора».[398] 9-й полк сразу включился в работу, начав вылеты по сопровождению штурмовиков. Начал вылеты с новой базы и полк Баранова.
Со своим новым полком Лиля Литвяк и Катя Буданова познакомились, видимо, 4 января, в яркий, морозный и солнечный день. В такие дни в степи не чувствуешь мороза: воздух сухой, лицо согревает яркий свет солнца, блеск снега слепит глаза.[399] На аэродроме им сообщили, что придется жить в землянках, но им было не впервой, никто не расстроился. В землянках жили поэскадрильно, летчицам обещали отвести отдельную, где они будут жить вместе с девушками-техниками. Лиля и Катя отправились знакомиться со своими эскадрильями.
В землянку первой эскадрильи Лиля Литвяк зашла вместе с Фаиной Плешивцевой и Валей Краснощековой — с яркого солнца в полутьму, так что сначала они почти ничего не видели. В землянке отдыхали те летчики, кто в этот день не летал. Валялись на «кроватях» — просто земляных выступах, сделанных, когда копали землянку. На выступы были брошены самолетные чехлы — вот и постель. Кто-то играл в карты — разумеется, в «дурака». Карты были «заслуженные», при ударе об стол издававшие уже не звонкий звук, а глухой. Ребята-летчики встрепенулись при появлении девушек, но их лица Лиля, Фаина и Валя в полутьме сразу разглядеть не могли.
— Ой, землячка! — громко сказал один из парней.
— Какая я тебе землячка? — строго ответила Лиля, привыкшая, что ребята всегда заговаривают с ней, а не с другими девушками.
— Да я не тебе, а ей! — ответил парень, кивнув на Валю, и, приглядевшись, Валя узнала в нем Лешку Соломатина из Калужского мелиоративного техникума.
В мелиоративный техникум, где училось больше ребят, чем девчонок, многие калужские девушки ходили на танцы. Валю Краснощекову брала с собой подружка, как-то раз обратившая ее внимание на Лешу Соломатина, крепкого невысокого блондина с «колючими» какими-то глазами — такими они казались из-за совершенно прямых, торчащих вниз густых черных ресниц. Лешка в Калугу приехал из деревни Бунаково, где вырос в крестьянской семье. Простой парень, общительный и хороший, — ничего особенного, с валиной точки зрения. Некоторое время спустя девчонки из мелиоративного техникума стали говорить, что Лешка Соломатин поступил в аэроклуб и стал «задаваться», потом он вообще уехал учиться в летную школу, и след его потерялся. Теперь, хотя прошло совсем немного времени, Леша Соломатин стоял перед ней бравым военным летчиком, Героем Советского Союза и командиром эскадрильи.
Конечно, заговорили о Калуге. Красивый купеческий город, родной для них обоих — Валя в нем родилась и выросла, у Леши Соломатина в нем прошла юность — освободили 30 декабря сорок первого. Что в городе разрушено, какие здания уцелели, кто из общих знакомых на войне, кто погиб и, главное, как там родные? Они болтали, присев на чью-то постель, и Валя увидела, что Леша Соломатин, хоть он уже капитан и герой, общается с ней на равных, совсем как когда-то в Калуге. Соломатин и с Лилей Литвяк перекинулся парой слов, заверив, что уже на следующий день проведет с ней тренировку.
Как передавал друг другу технический персонал, Баранов, приняв решение о том, что возьмет к себе девушек, вызвал к себе двух командиров эскадрилий, Героев Советского Союза Соломатина и Сашу Мартынова, сказав им что-то вроде: «Тебе — одну девку, тебе — вторую. Погибнут — ответите за них головой». Впрочем, может быть, и не было этого.[400]
Позже, когда Лиля и Леша Соломатин уже стали парой, Валю, присутствовавшую при их первой встрече, кто-то спросил, была ли у них любовь с первого взгляда. Ей так не казалось. Ей казалось, что Лилька, скорее всего, Леше понравилась сразу, она нравилась всем. Что касается Соломатина, то были ребята и интереснее его, и красивее, ничего особенного в нем не было. Скорее, Лиля полюбила его позже, оценив как очень хорошего храброго летчика и парня с легким и добрым характером. Фаина Плешивцева, наоборот, считала, что еще там, в землянке, «Лилька положила на него глаз».[401] Как бы то ни было, встреча в землянке в морозный солнечный день стала началом их любви.
Ждала своей первой любви, искала ее и Галя Докутович. Всегда имевшая склонность к литературе (в дневнике она упоминала о желании писать, только жаловалась на то, что нет бумаги),[402] она теперь придумывала истории любви, которые разворачивались конечно же между летчиками на фронте. В дневнике записана вымышленная история про куклу. Конец у нее грустный, что, наверное, закономерно, ведь вокруг Гали гибло столько людей. В этом рассказе, написанном в январе 1943 года, красивый черноглазый летчик Николай, выиграв на конкурсе танцев куклу — бог знает почему, — отдает ее любимой девушке Оле, летчице, летавшей конечно же на У–2. Оля возит куклу с собой в самолете, но вскоре ее привозит Николаю незнакомая девушка-летчица. На подбородке у куклы запекшаяся капелька крови. Оли уже нет в живых. Вскоре гибнет и сам Николай.[403]
«Что, сегодня опять “подскакиваете”? — как-то с улыбкой спросил Галю летчик из соседнего полка (имея в виду, что они будут снова работать с аэродрома подскока). И для Гали простых этих слов и его улыбки оказалось достаточно, «чтоб захотелось запеть, быстро побежать вниз с горы, перескочить через ручеек…».[404]
Глава 19
С боевым крещением, Машка!
Военный корреспондент Константин Симонов познакомился с Мариной Расковой осенью 1942 года на аэродроме в Камышине, на полпути между Сталинградом и Саратовом. Раньше он никогда ее близко не видел и не знал, «что она такая молодая и что у нее такое прекрасное лицо». Раскова поразила его своей «спокойной и нежной русской красотой».[405] Может быть, думал он потом, эта встреча так врезалась в его память еще и потому, что вскоре Раскова погибла.
Под Новый год 587-й бомбардировочный авиаполк наконец получил долгожданный приказ: в начале января им предстоял вылет на Сталинградский фронт. Часть полка должна была перелететь с Калининского фронта, где они уже участвовали в операциях, остальные — из Энгельса. Вторая эскадрилья во главе с Клавой Фомичевой начала перелет неудачно. Взлетели, и надо же такому случиться: на взлете у Маши Долиной сдал мотор.[406] Она благополучно села «на брюхо», но страшно переживала, отстав от своей эскадрильи. Маша догоняла своих уже утром четвертого. Раскова с двумя экипажами, которые из-за неполадок полетели последними, должны были в тот день тоже вылетать с другого фронта.
С погодой не везло. Маше пришлось садиться и пережидать несколько раз на промежуточных аэродромах. Где находятся остальные летчики полка, кто из них долетел до места, она не знала. Приземлившись на очередном аэродроме для дозаправки и передышки, она с экипажем пошла в столовую. Что случилось плохое, стало понятно сразу по мрачным лицам притихших летчиков: обычно летчики ведут себя шумно, шутят и балагурят. Маша, штурман Галя Джунковская и стрелок Ваня Соленов смотрели на них, растерявшись, пока кто-то не спросил: «Как, разве вы ничего не знаете? Ваша командир полка погибла!»[407]
«Да вы что! — закричала Маша. — Такими вещами не шутят!» Только крикнула это, а ее уже затрясло: кто-то подал газету, неминуемо несущую страшную новость. «Четвертого января 1943 года по пути на Сталинградский фронт самолет Марины Расковой потерпел катастрофу…»
Раскова разбилась, перелетая из Арзамаса в Саратов с двумя отставшими от полка экипажами, при плохих погодных условиях, в тумане.[408]
Перед вылетом они получили метеосводку от Центрального гидрометцентра о том, что погода на маршруте плохая. Они могли перелететь до Петровска, но там обязательно пришлось бы сесть и переждать туман, который стелился дальше до самой станции Разбойщина. Пе–2 не имел специального оборудования и в сложных метеоусловиях становился беспомощным. Раскова прекрасно знала, что на «пешке» нельзя летать во время густого тумана, проливного дождя и снегопада. И тем не менее не стала пережидать, очень уж хотела догнать своих. На подлете к Петровску туман стал сплошным, но Раскова решила лететь дальше, ей показалось, что он потихоньку тает. В районе Разбойщины уже не было видно ни зги. Рисковать жизнью, играть в рулетку со смертью сероглазой красавице-майору было не впервой. Она рисковала уже много раз — и собственной жизнью, и чужими. Этот раз оказался последним.
