Владимир Листенгартен - Рассказы

Но оказывается, что не только евреи Америки использовали такой способ борьбы. Как рассказала моя двоюродная сестра Белла, ее бабушка, Фанни Васильевна, жена известного в Баку в дореволюционные и довоенные годы детского врача Анания Соломоновича Клупта, еще в начале века использовала точно такой же метод.

Она активно участвовала в общественной деятельности и, в частности, в сборе средств на нужды еврейской общины, для помощи бедным евреям. Однажды аптекарь, еврей по фамилии Кац, не внес в общину соответствующий денежный взнос. Фанни Васильевна была возмущена и попросила мужа не рекомендовать своим больным заказывать лекарства у Каца. Это немедленно сказалось на процветании аптеки, значительная часть оборота которой зависела от продажи лекарств больным, которых направлял доктор Клупт. Кац забеспокоился, начал выяснять, что случилось, почему полностью иссяк поток рецептов, подписанных доктором Клуптом?

Жена у Каца была умнее его. Она быстро поняла, что произошло, и сразу же внесла в общину сполна положенный денежный взнос. Эта история стала известна среди бакинских евреев, и в дальнейшем никто не пытался уклониться от финансовых обязательств перед общиной.

«Еврейский» класс

В годы войны многие здания школ в Баку были переоборудованы под госпитали. Из-за этого некоторые школы закрыли, а другие перевели в помещения, которые нельзя было использовать для медицинских целей. 171-я школа была переведена из здания на ул. Кецховели на Шемахинку, в двухэтажное помещение, которое стояло на месте, где позже был построен многоэтажный дом, а перед ним установлен памятник «Освобожденной азербайджанке».

В 1943 году, из-за малого количества функционирующих школ, наплыв первоклассников в 171-ю школу был очень большим: пришлось организовать девять первых классов. Педагогом в одном из них была некая Анна Ивановна, жена военного, которого в начале 1944 года перевели из Баку в другой город. Вместе с ним уехала и Анна Ивановна. Нового педагога не нашли, и дирекция школы решила ее класс ликвидировать, разбросав учеников по другим классам. Провести это мероприятие в жизнь было поручено другому педагогу — Вере Эммануиловне Ландау (кстати, родственнице академика Ландау, который также родился и прожил первые годы жизни в Баку). Она проделала это весьма своеобразно: всех евреев из всех классов она собрала в один свой класс. В этот же класс она взяла и нескольких «особо важных» неевреев, например сына погибшего незадолго до этого на фронте генерала-азербайджанца. Тем не менее, класс на 90 % был еврейским.

Вскоре после окончания войны школа вернулась в свое здание на ул. Кецховели. Традицию поддерживали уже другие педагоги, которые были классными руководителями: если почему-либо в 171-ю школу переводили ребят из других школ и среди них оказывались евреи, то их автоматически зачисляли в «еврейский» класс.

Эта система была нарушена в 8-м или 9-м классе, в «еврейский» класс стали переводить учеников других национальностей, но, тем не менее, к окончанию школы больше половины из 40 учеников в классе были евреями.

Состав педагогов был интернациональный, но и в нем преобладали евреи. Так, физику преподавал В. Гринберг, математику — Г. Элиаш, русскую литературу — Э. Ашкеназер, географию — В. Циплевич. А директором школы была армянка — Мария Исаевна Теруни. Гринберг был очень хорошим педагогом: он прекрасно знал свой предмет и очень старался передать свои знания ученикам. Элиаш, напротив, относился к своей работе спустя рукава, ему все было «до лампочки». Что же касается Ашкеназер то она запомнилась не столько как педагог, сколько как женщина: она была небольшого роста, полная и у нее были огромные груди, очень туго обтянутые узкими платьями, которые она всегда носила. Когда она начинала двигаться во время уроков, весь класс (а ученикам в классе было уже по 16–18 лет) следил за ней, так как казалось, что платье вот-вот лопнет и все ее прелести окажутся снаружи.

Естественно, что в «еврейском» классе было много отличников. Но в Советском Союзе все планировалось и ограничивалось, в том числе и количество медалей. На «еврейский» класс полагалось, как и на другие классы, только две медали — одна золотая и одна серебряная. Выбрали лучших и, конечно, евреев: золотую медаль получил Илья Горжалцан, который все десять лет учился только на одни «пятерки», а серебряную — Моисей Грановский. Всем остальным ученикам в нужный момент поставили «четверки», чтобы они не могли претендовать на медали. А когда выяснилось, что про одного из евреев — А. Кемко, забыли и он все-таки может претендовать на медаль, Мария Исаевна, которая преподавала химию, во всеуслышание сказала во время урока, обращаясь к нему:

— Я тебе дать медаль не могу, их только две на ваш класс, а если ты будешь «возникать», то я тебе по химии влеплю в аттестат тройку и ты все равно медали не получишь!

Бамбук

Когда Вадиму было семнадцать лет, он считал, что надо, по мере возможности, объехать все крупные города страны, осмотреть все достопримечательности и музеи. Прежде чем посетить какой-либо город, он вооружался путеводителями и составлял письменный план своего пребывания в нем.

Однажды, во время летних каникул, Вадим наметил посетить города Батуми и Сочи. Он купил туристическую путевку и в начале сентября приехал в Батуми. Жил он на турбазе. Гуляя в Приморском парке, Вадим увидел, что все окружающие вдруг куда-то побежали. Он не понял, что случилось, и остановив какого-то парня, спросил:

— Куда вы все бежите?

— Сейчас начнется дождь!

— Ну и что?

— Если хотите узнать — оставайтесь в парке.

Стадное чувство — великая сила, и Вадим тоже побежал. Вскоре действительно начался ливень, и стало ясно, что́ ему пытался объяснить незнакомый парень. Вода с неба лилась с такой интенсивностью, как будто каждую секунду тебе на голову переворачивали бочку с водой. Вадим был бакинцем и такого ливня он никогда не видел. Все покрылось морем воды. Вадим вместе с другими людьми укрылся в каком-то маленьком магазинчике. Ливень прошел быстро, и на радость Вадиму снова засияло солнце.

Наибольшее впечатление на Вадима произвел Ботанический сад, такого обилия тропической флоры он еще никогда не видел. Заросли бамбука были непроходимы. Вадиму почему-то захотелось захватить с собой один из бамбуковых стволов, и хотя, вероятно, это было противозаконно, он срезал длинный бамбук. Когда Вадим принес его на турбазу, тот оказался длиннее, чем высота комнаты, в которой он жил. Бамбук мешал Вадиму, мешал его соседям, но расставаться с ним не хотелось, и он решил во что бы то ни стало довезти его до дома. На турбазе плохо запоминают имена, но прозвища помнят прекрасно. Вадима прозвали «Бамбуком». Ему это не очень нравилось, но людям рты не закроешь.