Юрий Зельдич - Герберт Гувер — великий гуманист и индивидуалист
Но и к республиканцам не очень лежала его душа, разве только к их прогрессивному крылу. Гуверу требовалась идеальная партия, и если ее не было, ее следовало изобрести.
30 марта 1920 года он публикует декларацию. «Если республиканская партия соберет демократические элементы, к которым я безусловно принадлежу, и примет дальновидную, либеральную конструктивную позицию по Версальскому договору, и если она предложит разумные социально-экономические меры и не допустит приближения к нашей великой экономике ни реакционеров ни радикалов, я поддержу эту позицию. Я не ищу номинации. Но если бы возникла настоятельная необходимость и от меня потребовалось бы общественное служение, я не откажусь от него».
«Нью-Йорк таймс», разочарованная отказом Гувера стать под демократическое знамя, отнеслась к его заявлению саркастически. «Гувер сказал Республиканской партии, что он хотел бы принадлежать ей, если она будет такой партией, к которой он хотел бы принадлежать. И что если он будет принадлежать ей, то хотел бы управлять ею беспрекословно».
Реакции топ-менеджмента республиканцев не последовало, и, казалось, на президентских амбициях можно было ставить точку. Но Гувер бросает на чашу весов свой престиж и выходит на праймериз Республиканской партии в Калифорнии. Получает третье место, участвует в праймериз еще в нескольких штатах, в целом по стране занимает четвертое место. На конвенте в Чикаго «галерка» отчаянно поддерживала «народного кандидата», и потребовалось несколько баллотировок, прежде чем комитет партии добился номинации на пост президента твердого республиканца Уоррена Гардинга.
Гардинг отдавал должное тому, кто считался «важнейшей фигурой, появившейся в Вашингтоне во время войны». Он немедленно предложил Гуверу пост министра торговли.
Приняв пост, Гувер приступил к реорганизации министерства, сделав его, по существу, министерством экономического развития. Возникли новые отделы: бюро стандартов, бюро переписи, статистики, радио, аэронавтики, внешней торговли, жилищного строительства. Он отобрал у министерства внутренних дел департамент общественных дорог и геологическую службу, y министерства финансов — бюро таможенной статистики и патентное бюро, у министерства труда — бюро рабочей статистики.
Объединенное бюро статистики проводило исследования внутреннего и внешнего рынка, собирало, обрабатывало и распространяло массу сведений. Каждое утро на столах бизнесменов появлялись пресс-релизы, проспекты: опыт использования изобретений, новых технологий, результаты научных исследований, разнообразная информация. Министерство издавало еженедельники: «Индекс экспортеров», «Что хочет мир», «Продовольствие в мире», ежемесячник «Внешняя торговля», ежегодный «Торговый отчет» и прочее.
Специалисты бюро стандартов с цифрами и примерами в руках демонстрировали выгоду применения стандартизации. В этом случае Гувер решился отступить от принципа «рекомендовать, но не навязывать». Стимулом внедрения стандартов стали правительственные заказы: продукция, не соответствующая стандартам, отвергалась.
«Когда я еду в автомобиле или слушаю радио, меня не задевает, что и другие имеют автомобиль или радиоприемник, подобные моим, — отвечал Гувер ревнителям кустарничества. — Стандарт позволяет мне иметь современные удобства за умеренную цену».
Бюро внешней и внутренней торговли было уполномочено «продвигать, направлять и защищать американскую экономику и торговлю» по всему земному шару. Число его представительств за границей возросло с 23 до 58. По их рекомендациям, например, автомобильные компании создали в разных странах центры обслуживания своих машин, что привлекло покупателей и увеличило число продаж.
Первые послевоенные годы были трудными. Колесо американской промышленности к концу войны крутилось с невероятной энергией и было остановлено вдруг. Конверсия вызвала спад производства, сокращение занятости; масла в огонь добавила демобилизация миллионной армии. Наиболее жадные и безответственные хозяева начали уменьшать заработную плату. Отношения работодателей и рабочих накалились, локауты чередовались с забастовками. Опасная обстановка сложилась в угольной и стальной отраслях. Заниматься «отношениями труда и капитала» президент поручает не министру труда, а министру торговли. Выступив посредником, Гувер увидел неправоту предпринимателей и предложил Гардингу заставить их уступить рабочим. «Угольные свиньи» (слова Гувера) побежали к министру финансов Меллону, одному из самых богатых и влиятельных людей Америки. И Гардинг отказался от давления на промышленников.
Гувер взял реванш в деле Американской стальной корпорации (US Steel Corporation). Ее владелец Элберт Гэри держал в своих руках 80 % стального рынка, «улыбаясь, как акула», когда ему напоминали об антитрестовских законах. Компания принуждала рабочих к 12-часовому труду 7 дней в неделю. Оглядываясь на могучего монстра, компании помельче держались той же потогонной системы. Эта эксплуатация оскорбляла веру Гувера в американскую справедливость. Два года он пытался убедить руководителей USSC в гибельности для обеих сторон порядков XIX века. Не помогало. Как в случае с угольными баронами, Гардинг пригласил в Белый дом стальных королей. Вежливые ответы и стальные взгляды. Гувер созвал пресс-конференцию, осуждал «грубый индивидуализм», отсутствие социального сознания у менеджмента USSC. Никакой реакции. С Гэри встретился председатель Торговой палаты Барнэс и вручил ему письмо президента, подготовленное Гувером. Что-то надломилось, появились обещания… И наконец Гувер нанес coup de grace[1]: против «индустриалов» выступила авторитетнейшая организация, Совет американских церквей. И Гэри сдался: он согласился установить в корпорации 8-часовой рабочий день с одним выходным. Немедленно отозвались и другие фирмы: с 1923 года 48-часовая рабочая неделя стала в США повсеместной.
В 1921 году, когда Гувер только стал министром торговли, в России произошло событие, на которое он не мог не откликнуться.
Хаос Гражданской войны уже к концу 1918 года привел к резкой нехватке продовольствия. В январе 1919 года большевики вводят продразверстку — обязательную сдачу крестьянами зерна, а с 1920 года — и всех остальных продуктов. Продразверстка быстро превратилась в конфискацию, отбиралось все зерно, включая семенное. Началось стремительное сокращение посевов. В ряде районов голод возник уже с осени 1920 года, когда военный коммунизм проявился в наиболее жестоких и отвратительных формах. То, что народу грозит массовый голод, стало ясно в начале 1921 года, и засушливое лето, на которое потом ссылались власти, только увеличило территорию бедствия, но отнюдь не было первопричиной. Осенью голод охватил 35 губерний Поволжья и Урала с населением 90 млн человек; почти половина из них голодала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});