Анатолий Краснопольский - Четыре тысячи историй

Его называют веселящим газом, в малых дозах он вызывает блаженную улыбку. С такой улыбкой на устах и уснул Ясников на следующий день. И когда его рот беззвучно смеялся, как-то жутко стало в операционной: парень идет на смерть с искусственной, придуманной ему врачом, застывшей улыбкой.

В светло-синей блузе Максимов казался щуплым, даже маленьким. Медсестра надевала ему на руки резиновые перчатки, и руки эти были с виду по-женски изящными. Не подумаешь, что у него за плечами четыре тысячи спасенных жизней, что эти его обыкновенные руки четыре тысячи раз отводили смерть.

Максимов еще раз взглянул на улыбающееся лицо Валерия Ясникова, потом оглядел операционную. Теперь, в третий раз, у кого-то сдали нервы, кто-то не выдержал, вышел. Это была девушка-практикантка. Очень жаль. Больше сюда, в операционную, она не войдет.

Видеть умирающего человека страшно, еще страшнее оставить его в эти последние минуты... Его лицо под белой маской вспыхнуло напряжением, брови пшеничного цвета, нос с крупной горбинкой - все на какое-то мгновение застыло. И только в его серых глазах, в их глубине со стальным отливом, казалось, прозвучал голос:

"Пошли". Это было хладнокровие, его хладнокровие, всегда передававшееся другим.

Начинался новый бой. Нина Васильевна, старый верный друг, была рядом. Врач Юрий Коваленко рядом. Рядом те, с кем через сомнения и срывы, риск и отчаяние шел полковник Максимов к сердцу солдата. Оно словно услышало зов и на этот раз стучало. Стучало ровно, ритмично.

- Знает, с кем имеет дело, - сказал Максимов с юморком, и в операционной сразу наступила раскованность. Это был праздник, торжество, не высказанное словами. Это была победа. Победа жизни над смертью.

Так началась серия операций кожной пластики, составивших одну, вошедшую в число четырех тысяч историй, с которыми нераздельно слита судьба одного человека, одного врача.

А перед этим в кабинет начальника отделения постучали. Вошел капитан Романов. После травмы ноги он поправлялся, дело шло к выписке.

- Берите мою кожу для пересадки, - сказал офицер.

- Спасибо, - тихо ответил врач.

Постучал рядовой Петровский:

- Отдаю кожу, сколько прикажете.

Стучали больные, заходили медсестры, и, пряча в платочек слезы, предлагала свою помощь старенькая нянечка.

Потом в кабинет вошла девушка-практикантка. Пересохшими от волнения губами опа умоляла:

- Ради бога, возьмите мою кожу... Мне двадцать лет... Чем моложе ткань, тем больше шансов, что она приживется.

Она говорила еще о чем-то, приводила какие-то аргументы, по он не вдумывался в их смысл, он просто сказал и ей:

- Спасибо.

Ясников был весь в лоскутах, он превращался в "шахматного" человека. И через месяц встал. И пошел туда, где дважды рождался заново. Нина Васильевна показывала ему наркозный аппарат, аппарат искусственного дыхания. Он осторожно трогал их ладонями, трогал дрожащей, еще слабой рукой стол, на котором лежал, ощупывал трубки, кронштейны и долго стоял у окна, в которое заглядывали киевские каштаны...

Полковник Костин вновь положил конверт на стол.

Неожиданно дверь открылась. Вошел снова майор Коваленко. Его халат на груди был забрызган капельками крови, а сам он был розовый, как после парилки.

Усталым движением руки он взял из пепельницы свою недокуренную папиросу, прикурил, глубоко раз-другой затянулся и сказал замполиту:

- Скоро кончаем. Все идет нормально. Гарантирую.

И вышел.

Глядя ему вслед, полковник Костин подумал: "Смотри, какой стал! "Гарантирую"... Л был ведь совсем несмышленышем. Дальше учебника ничего не видел". Помнится, как-то замполит зашел сюда в кабинет. Василий Петрович сидел на диване в одной майке, широко расставив ноги и опустив руки вниз, словно держал перед собой невидимую удочку. Руки отяжелели.

Семь часов он держал их на весу. А перед ним стоял Коваленко.

- Ну, ну, дальше, - говорил Максимов.

- О чем? - не понял ординатор.

- Ты что-то об узкой специализации хотел сказать?

- А я сказал.

- Но ты хоть объясни, что это значит?

Коваленко усмехнулся:

- Да об этом везде и всюду говорят.

- Договорились до того, - глядя на вошедшего замполита, сказал Максимов, - что в сутолоке поликлиники пациент порой сам вынужден решать, куда ему нести больное ухо, куда горло, куда нос.

Острая шутка понравилась всем, но Коваленко всетаки возразил:

- Узкая специализация имеет и свои достоинства.

Максимов вскочил с места:

- И совершенно очевидно, что у многих она отняла ответственность. Это мое, а это не мое. Удел узко мыслящих людей и просто лентяев.

"Еретик, - подумал о своем шефе ординатор. - Да он же против того, что сейчас стало нормой".

Максимов усадил полковника Костина в кресло, а сам продолжал. Он говорил о человеке со сморщенным саквояжем, в маленьком пенсне и с огромными часами, которые он вытаскивал из кармана за цепочку, когда нащупывал пульс у больного. Он принимал роды, он исцелял гниющих от ран солдат, лечил прокаженных, спасал белогорячечных. И назывался этот человек земским врачом.

_ И все-таки он мало мог, - сказал Коваленко.

- Но он делал все! Все! Это мы в условиях большого города, едва на пути возникла сложность, сразу кричим: "Караул, подайте, бога ради, консультанта". А если где-то в глуши случится беда? Ты и больной. И все нужно решать самому?!

Дверь открыла Нина Васильевна.

Максимов мигом снял с вешалки китель, оделся.

С темными кругами под глазами, небритый, усталый, он нс нравился ей.

- Я принесу вам чаю, - предложила Нина Васильевна.

- Лучше что-нибудь посущественнее, - улыбнулся он. - Mне сегодня показано. - И, повернувшись к полковнику Костину, спросил: - Что-то срочное?

- Срочное, - ответил Михаил Степанович. - Сегодня у тебя в отделении будет делегация медиков из болгарской армии. Сам понимаешь, надо принять.

- Конечно, надо принять, - без нотки сомнения сказал Максимов. Болгарами займется наш Юрий Коваленко. Л я ухожу, дежурил, пришлось всю ночь оперировать.

- Но, товарищ полковник, - взмолился было Коваленко.

А Максимов спокойно продол/кал:

- Покажешь им Ясникова, познакомишь их с Кривоносом. Их истории болезни представляют определенный интерес. Да...

Замполит глядел то на Максимова, то на Коваленко.

Что ж, пусть решают сами.

Максимов позвонил оперативному дежурному.

- Ночь прошла спокойно, - доложил он.

"Это, по его мнению, спокойно", - подумал замполит.

Потом позвонил в лабораторию жене:

- Людмила Ивановна, с вашего разрешения я иду спать.

Осушил мензурку спирта и ушел домой.

- Вот шеф у нас, а? - продолжал ворчать Коваленко и всем своим растерянным видом призывал к соучастию замполита. - Ведь он кто? Он бог. Травматолог.