Владимир Кравченко - Через три океана

Пишу, сидя боком: нога снова забинтована в лубки. Проклятые трапы! Нечего сказать, хорош я воин.

30 сентября. О радость! Слышно, как шипит, свистит, щелкает по трубам паровое отопление. Несколько минут спустя каюты принимают вид бани, полны паром - соединения труб пропускают. Пригоревшая краска издает страшное зловоние. Теперь уж не только сверху, но со всех сторон с отпотевшего железа падают крупные капли. Вестовые забегали со швабрами, машинисты с отвертками - надо где поджать, где отжать гайку.

Пожалуй, без отопления лучше было, а? Трудно угодить нашему брату.

Все это пустяки, а вот что действительно скверно: каждый день приносит мне одного - двух тифозных. В лазарете я их не задерживаю и тотчас же списываю на берег.

Произвел поголовный опрос и осмотр команды. Главная причина наконец устранена - опреснители заработали и дают хотя и прескверную ржавую, но зато дистиллированную водицу.

10 октября. На крейсере - эпидемия брюшного тифа. Списано уже 20 человек. У нескольких из них тяжелые мозговые формы. Обычными судовыми мерами бороться нельзя; подал рапорт о созвании комиссии для выработки экстренных мер.

11 октября. Состоялась комиссия из врачей, судовых офицеров под председательством командира порта контр-адмирала Вульфа. Выработан ряд энергичных мер, среди которых главная - своз команды на берег, дезинфекция всего судна и командных вещей, отпуск необходимых денежных сумм.

15 октября. Все эти дни был занят дезинфекцией формалиновым газом всех помещений. Удалось провести ее весьма тщательно. Кроме того, жилые помещения вымыты сулемой, выкрашены заново. Цистерны и трубы обеззаражены текучим паром. Команда размещена в казармах на берегу, там же получает пищу.

Сегодня был на похоронах нашего фельдфебеля, умершего от тифа. При отдании воинских почестей взвод не сумел зарядить винтовок. Туда же, воевать собираемся!

18 октября. Все приняло обычный вид. Команда вернулась. Пришлось списать еще пять человек.

21 октября. В местном военном лазарете снова похороны.

Живется тяжеленько - что говорить. Случается и взгрустнется.

В кают-компании у нас редкое единодушие и согласие. Командир и офицеры - очень хорошие люди, вежливые, уступчивые; по всему видно, будем жить дружно; на судне, да еще на таком маленьком, это страшно важно. Подъем духа у всех большой - никто не ожидал, что крейсер наш поспеет. Я же прибавлю от себя, что, если это и случилось, то исключительно благодаря энергии и неутомимости офицерского состава.

Судовая команда, состоящая из довольно разнородных элементов, молодых и старых, пока представляет собой сфинкс.

Как у всякого нового судна, еще не плававшего, традиций, общего духа пока нет.

23 октября. Уход в порт Императора Александра III. Выбирая якорный канат, вытащили труп матроса-утопленника.

Глава V.

Порт Императора Александра III

26 октября. Встречены слухами о Гулльском инциденте. Первое коварство врага не удалось. Наши не прозевали{13}.

1 ноября. Все время заняты различными приемками. Списан еще один больной.

Желая во что бы то ни стало идти в плавание, он не являлся в лазарет и перенес на ногах, так называемый "амбулаторный" тиф. Когда же его уж очень донимал жар, ложился у рефрижератора. Теперь явился по случаю рецидива, сильно его ослабившего. Пришел "Олег", готовый к походу; трещину заделал, не меняя цилиндра.

2 ноября. Снег засыпает наш бедный крейсерок. Палубы, трапы обледенели. Впервые съездил в Либаву, обежал наскоро знакомые места, произвел последние закупки.

Вспоминая о милой старине, устало шагал я по либавским першпективам; и невеселы были мои думы.

Их прервал дружеский удар по плечу - оглянувшись, я узнал Жоржа Д.{14}, с которым не так давно, два года тому назад, славно охотился на диком Пуловее (у Суматры). Радостно облобызались. Он теперь на "Тереке", только что вернулся из двухмесячного крейсерства у испанских берегов.

3 ноября. Сегодня день нашего расставания с родиной. Уже проходит каналом мимо нас транспорт "Океан". Бог мой, какой это гигант в сравнении с крошкой "Изумрудом". Буксирные пароходики, ведущие его, надрываются, пыхтят вовсю{15}. В море очень свежо. Могут и отставить поход. Нет - пришел буксир и за нами, развернул в ковше, вывел в аванпорт.

Уже на ходу к борту пристал на шлюпке Жорж Д. и передал пакет. Развернул - подарок - спасательный пояс. Спасибо милому Д.

В аванпорте выстроились готовые к походу "Олег", два вспомогательных крейсера "Рион" и "Днепр" (бывшие пароходы Добровольного флота{16} "Смоленск" и "Петербург"), "Океан" и пять миноносцев{17}.

Кругом свинцовое небо; море ревет, через гранитные глыбы мола высоко хлещут валы. Знатно трепанет сегодня. Уходим! Уходим! Сообщение с берегом приказано прекратить. Приехал командир порта контр-адмирал Ирецкой, простился, пожелал счастливого плавания. Уходим! Настроение у всех самое радостное. Быстро бегут последние минуты. Торопливой рукой набрасываются прощальные строки.

Маршрут наш держится в секрете. Отсылать письма надо в Главный морской штаб. Их будут пересылать не по почте, а с особыми курьерами; можно быть уверенным, что не пропадут и дойдут по назначению быстро и заблаговременно.

Над головой на верхней палубе послышался дружный топот ног - это поднимают паровой катер. О борт бьется портовая шлюпка.

- Примите письмо! Скорее! Ловите его!

- Без марки?

- Ничего - дома доплатят.

Стройный "Олег" уже прошел ворота. Вот из его левого борта сверкнул огонь, вырвалось, развернулось облачко дыма - начался прощальный салют. Бум! Бум! Раздается равномерно то с правого, то с левого борта "Олега".

"Всех наверх! С якоря сниматься!" - залились дудками боцмана.

"В машине! Малый ход вперед! Шары на малый ход!"

"Прибавить пять оборотов!" Дзинь - дзинь!.. Дзинь - дзинь - дзинь!.. трещит рукоятка машинного телеграфа.

Все на своих местах; свободные высыпали наверх, снимают фуражки, крестятся, бросая последние прощальные взоры на покидаемую родину. "О, Родина, чье сердце не дрожит, тебя благословляя"...

Прошли ворота. Вот первый вал с седыми закудрявившимися гребешками ударил крейсер, качнул его, обдав всю палубу фонтаном брызг, затем второй, третий...

Без единого слова жадными глазами мы впиваемся в удаляющийся от нас берег, с которого из береговых батарей уже гремит ответный салют. Крейсер стремительно бросается с боку на бок, зарываясь в воду по самые борта.

На правом траверсе на подветренной стороне у каждого из судов под защитой от волны идут миноносцы - сердце трепещет, когда глядишь на эти утлые хрупкие суденышки.

Бог мой, как же их валяет! Весь киль обнажается, того и гляди - вот-вот судно перевернется килем вверх. Что значит качка "Изумруда" в сравнении с этой! Право, там герои какие -то, фокусники, акробаты. Потом, вглядываясь в "Олег", "Океан", "Рион", "Днепр", в особенности в "Океан", которые идут словно вкопанные, почти не дрогнув, буравя острыми носами воду, мы убеждаемся, что в сравнении с этими судами жалкая щепочка "Изумруд" играет такую же точно роль, как и миноносцы - в сравнении с нами. Несмотря на ветер и холод эта ночь проведена наверху. Внизу, благодаря не совсем еще наладившемуся паровому отоплению дышать нечем.