Михаил Кириллов - Учитель и его время

Крупные терапевты ВМА, такие как М. А. Аринкин, Д. О. Крылов, Н. Н. Савицкий, к началу войны были уже немолоды и в основном вели консультативную работу в эвакогоспиталях страны. В этом же качестве трудились А. И. Нестеров, Н. Д. Стражеско, Е. М. Тареев, П. Н. Николаев, М. В. Черноруцкий и др.

В 1944 г. на основе войск Волховского и Ленинградского фронтов, прорвавших кольцо блокады Ленинграда, был сформирован 2-й Прибалтийский фронт, стремительно шагнувший на Запад, к Риге. В его составе шла дивизия, в которой служил военврач Е. В. Гембицкий.

Уже в ходе войны продуманно и последовательно формировались кадры военно-полевых терапевтов, составившие в последующем известные школы: Ленинградскую (ВМА им. С. М. Кирова) и Московскую (ГВКГ им. Н. Н. Бурденко). В 1942 г. Гембицкие расстались – жена уехала с фронта в Астрахань, где в нюне родила дочь – Татьяну.

Осенью 1944 г. Е. В. Гембицкого направили в Ленинград, в ВМА, для завершения врачебного образования, и, одновременно, с учетом уже приобретенного практического опыта, – с целью усовершенствования по терапии. Шла война, а фронтовики учились.

Так закончился фронтовой период жизни Е. В. Гембицкого, составивший прочный цоколь того профессионального здания, которому суждено было стоять долго.

Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова (1944—1946 гг.)

Шла война, требовавшая для своего обеспечения колоссальных усилий и напряжения всей страны. Подготовка кадров, в том числе медицинских, не прекращалась. Разумным было решение Наркомата обороны о направлении на учебу в ВМА им. С. М. Кирова врачей-фронтовиков для завершения ими высшего образования, прерванного войной, для усовершенствования и для создания кадрового резерва на послевоенные годы.

Е. В. Гембицкий прибыл в Академию осенью 1944 г. В Ленинграде прежде он никогда не бывал. Город показался ему малолюдным, строгим и даже суровым. После хаоса фронтовых впечатлений особенно поражало совершенство сочетания величия Невы с творениями архитектуры на ее берегах, Петропавловской крепостью, тяжеловесными мостами, заводскими колоссами, бетонными причалами и кранами порта. Редкие корабли терялись в ее просторах. Своим неистощимо фатальным течением Нева подчиняла себе город и как бы несла его на себе.

Душевное состояние человека, еще не отошедшего от фронтовых невзгод, гармонировало с состоянием великого города, не закрывшего еще свои раны, нанесенные блокадой, бомбежками и голодом. Вечерами он приходил на Пироговскую набережную и, всматриваясь в тяжелые стальные воды, серую от дождя перспективу реки с силуэтами Кировского моста и Стрелки Васильевского острова, восхищался мощью и стойкостью города, по-своему сопереживая ему и как бы сливаясь с ним. Эту гармонию передают строки, написанные мной гораздо позже…

«Декабрь. Ленинград. Пироговская набережная. Мокрый гранит. Шинель темна от сырости. Над Невой клочьями стелятся облака. Над темной водой чугунно нависают мосты. У берегов неподвижен грязно-серый тяжелый лед. Почти касаясь его, торопливо летит черная птица.

Ветер несет волны против течения. Кажется, ничто не в силах сковать стихию реки и неба, широко раздвинувшую город. Плечи домов прижались друг к другу. Чернеют заводские трубы, подпирая низкое небо. Затаилась «Аврора». Над резной решеткой Летнего сада сиротливо торчат голые деревья. Ветви их под натиском ветра стелятся. Дрожит мокрый кустарник. Сутулятся спины прохожих.

Все залегло за низким бруствером набережных – словно солдаты лежат вповалку в серых промокших, тяжелых шинелях, упершись коваными сапогами в мостовую. По цепи, преодолевая ветер, бежит команда: «Эй, Петропавловски-и-й! Убери штык, прижмись к земле…»

От ветра тяжело дышать. Не оторваться от мокрых перил. Стихия захватывает. Не уйти. Не уйти от борьбы, от боли, от памяти в воронках, от преодоления. Не город, а школа стойкости. Кто прошел её, научился ждать, в шторм залечь и выдержать, тому под силу сбросить тяжелую плиту неба и опрокинуть на город бескрайнюю синь»…

Поразила его и сама Академия. Она переживала период восстановления, так как всего полгода назад была снята блокада. В город возвращались беженцы, дети, вывезенные в 1941 г. целыми школами, заводская техника и люди. Возвратилась и та часть Академии, которая сразу после начала войны была вывезена в Самарканд и Куйбышев.

Клиники заполнялись больными и ранеными, в том числе доставлявшимися с фронта, ушедшего далеко на запад.

Академия занимала три огромных квартала на Выборгской стороне, возле Финляндского вокзала. Ее классические клиники, построенные еще в XIX веке, с высокими потолками, мраморными лестницами, паркетными полами; величественный ансамбль штаба Академии с куполом и колоннами при входе, памятником Кирову – все это сохранилось с довоенного времени, несмотря на бомбежки. На улице Клинической оставалась нетронутой деревянная брусчатка, уложенная когда-то, для того чтобы смягчать шум транспорта и не тревожить покой больных людей… Такими встретили Ленинград и Академия капитана медицинской службы Е. В. Гембицкого.

Работа в палатах, ночные дежурства были для него и его товарищей привычными (фронт научил напряжению). Основу обучения составил курс внутренних болезней. Практическая работа существенно дополнялась участием в клинических разборах, слушанием лекций, читаемых крупными профессорами. Лекции отличались от тех, что он еще недавно слушал в Куйбышеве, строгой академичностью, верностью традициям, когда больной не иллюстрировал содержание темы, а был основой лекции. Это была Боткинская школа чтения лекций в курсе госпитальной терапии. Она учила клиническому анализу и клинической аргументации с привлечением теоретического материала. В результате возникала возможность реально видеть анатомию клинического мышления. Для него это было открытием.

Не менее важной была работа в Фундаментальной библиотеке. Ее посещение, ознакомление с каталогами, упорное посистемное чтение монографической и периодической литературы давали очень много, органично связывая литературные данные с собственным опытом, приобретенным на фронте. Получалось: из практики (от больного) – в теорию, во имя последующей, более совершенной практики. Это стало алгоритмом и смыслом учебы. Чем больше он занимался в библиотеке, тем яснее понимал, как мало он знает. Он по капле выжимал из себя незнание, и это становилось потребностью. Нужно сказать, что Фундаментальная библиотека Академии в то время была крупнейшим в Ленинграде и в СССР книгохранилищем, в которое вплоть до самой войны поступали издания по медицине и биологии из всех стран мира.

Среди профессоров-терапевтов Академии выделялись М. И. Аринкин (бывшая клиника С. П. Боткина), Д. О. Крылов (выходец из Саратовского университета), Н. Н. Савицкий. В соседних клиниках трудились выдающиеся хирурги – С. С. Гирголав, В. И. Попов, В. Н. Шамов, П. А. Куприянов… Академию представляли такие корифеи медицины, как В. Н. Тонков (анатом), В. Н. Шевкуненко (топографическая анатомия), В.-И. Воячек (ЛОР-болезни), Е. Н. Павловский (паразитолог), Г. Е. Владимиров (биохимия), А. С. Георгиевский (организация медицинской службы), А. Н. Чистович (патологоанатом) и другие. Возглавлял Академию ученик И. П. Павлова физиолог генерал-полковник медицинской службы Л. А. Орбели. Кафедры располагали богатейшими музеями коллекциями, сбереженными во время блокады людьми, умиравшими от голода.