Анна Тимофеева-Егорова - Держись, сестренка!

Вначале коса у меня то залезала носком в землю, то за куст задевала, но потом дело шло на лад. Когда солнце начинало пригревать, мама отбирала у меня косу и заставляла отдыхать в тени под елочкой. Какое это было блаженство — растянуться на свежескошенной траве! Немного болели руки и ноги от непривычной работы, но эта усталость была приятной, настроение приподнятое, и я незаметно засыпала на теплой родной земле, которую сейчас именуют так административно сухо — «Нечерноземье»…

Проснусь, а рядом сидит мама, в руках у нее берестовый кулечек, в нем лесная земляника. На чистом полотенце разложены два больших ломтя хлеба, два яйца и бутылка молока. Все такое вкусное — кажется, в жизни своей я никогда ничего вкуснее не ела.

Отпуск мой пролетел незаметно, и вот я опять в шахте. С сентября учусь на рабфаке Метростроя — то утром, то вечером — посменно. Работали мы по шесть часов с полной отдачей сил, не считаясь ни с чем. Порою не выходили из шахты по две смены. Однажды, отработав вечернюю смену, остались в ночь. Помнится, вязали арматуру под сводом в тоннеле. Ужасно устают руки, поднятые с кусачками вверх. А в тоннеле душно, жарко, хочется спать, особенно к утру. Кто-то из нас, свернувшись калачиком, заснул на ступенях лесов. Вдруг, как нарочно, под землю спустились начальник нашей шахты И. Д. Гоцеридзе и нарком путей сообщения. Увидели спящего, остановились.

— Почему дети в шахте? — грозно спросил нарком.

— Это комсомольцы, — ответил Гоцеридзе.

— Немедленно отправьте наверх!

И отправили бы. Но мы взбунтовались. Отстаивая свое право работать в шахте, правдами и неправдами прибавляли себе года. Труднее было тем, кто ростом не вышел. Через неделю все уладилось — мы вновь вязали арматуру, но на глаза начальству старались не попадаться.

Помню, когда Московский городской комитет партии и президиум Моссовета вынесли специальное постановление о качестве работ на Метрострое, мы, комсомольцы шахты «Красные ворота», предложили организовать на всех участках общественные инспекции по качеству. Наша «легкая кавалерия» буквально налетала на недостатки, готовая расшевелить какую угодно инертность. По требованию «кавалеристов» работа, выполненная с браком, переделывалась. Это весьма действенно помогало повысить качество сооружений метро.

Вот какие стихи написал тогда проходчик шахты поэт-комсомолец Г. Костров:

Проверяйте внимательней,

Все равно не найдете изъянов —

Это сделано крепко,

С учетом давленья веков.

Здесь работу вели

Молодой бригадир Емельянов,

И Маруся Агеева,

И заботливый Женя Синьков.

Большую роль в деле организации и пропаганды опыта соревнования играла газета «Ударник Метростроя». Ее «Техническая страница» регулярно рассказывала о методах и рациональной организации труда. Специальные выпуски освещали ход соревнования и конкурсы: на лучшее общежитие, лучшую столовую, лучшую песню, красивое платье, сшитое самой, задорную пляску. Кроме «Ударника Метростроя» на шахтах и дистанциях выпускалось восемнадцать многотиражек. Названия их отражали дух времени, задачу дня: «За бетон», «За качество метро», «Арматурщик», «Метро в срок».

Много стихов о Метрострое написал Сергей Смирнов:

Метрострой —

любовь моя рабочая

И начало вахты трудовой.

Глубь забоя.

Капель многоточия.

Вечный гул Москвы

над головой.

Круг друзей — отличные ребята!

Тесных общежитии тарарам.

Собственная первая варплата,

Первые стихи по вечерам…

Метрострой!

Навек с тобою связана

Жизнь моя, с лопатой и

киркой, —

Для которой противопоказаны

Тишь да гладь,

Зазнайство и покой.

И, пускай не вырвался в герои,

Это поправимая беда:

Я горжусь, что был на

Метрострое

Рядовым

шахтерского труда!

Странное дело, сколько бы раз я ни проезжала станцию метро «Красные ворота», а теперь «Лермонтовская», она мне кажется самой красивой. Иногда выйду из голубого экспресса, подойду к пилонам из красного мрамора, оглянусь — не смотрит ли кто в мою сторону? — и легонько поглажу холодный камень: моя комсомольская юность…

Когда мне говорят, что «Красные ворота» не из самых красивых станций метро, что есть станции куда краше ее, я сержусь. В 1939 году на архитектурной выставке в Париже станции «Красные ворота» была присуждена высшая награда — гран-при! Не случайно же. Не случайно и теперь наша станция — архитектурный памятник, который находится под охраной государства.

Американский консультант, а на первой очереди были иностранные специалисты и консультанты, категорически запрещал строить станцию такой, какой она была запроектирована и какой стала. Здания, мол, наверху не выдержат. Но мы мечтали и о красивых улицах Москвы, и о легком, свободном передвижении по городу — о быстром транспорте, Мы не могли отказаться от своей мечты и считали точнее. Работали лопатой да кайлом, мороженую землю разогревали и добились своего.

Удивительно боевой дух был у молодежи. Нас беспрестанно влекло что-то сделать, чему-то научиться. Я и Тося Островская сначала сдали нормы на значки ГТО — «Готов к труду и обороне!», ГСО — «Готов к санитарной обороне!», потом — на значок «Ворошиловский стрелок» — и все мало. Записались в хор, стали ездить в Сокольники кататься на роликовых коньках. Тося хорошо каталась, а я уже разбила себе и локти и колени, по упорно поднималась с асфальта, продолжая учиться, и наконец — ура! — научилась.

Ни шахте нашей была такая атмосфера, что в забой спешили все с какой-то радостью, удовольствием. Ведь это счастье — с радостью идти на работу и считать себя нужной, полезной людям, сознавать, что после тебя останется на родной земле что-то сделанное тобой, твоими руками.

Однажды в шахтном буфете я прочла объявление о приеме в планерную и летную группы аэроклуба Метростроя. Недавно прошедший IX съезд комсомола выдвинул призыв:

«Комсомолец-на самолет!» Об этом писали все газеты, в том числе и «Комсомольская правда», выездная редакция которой была у нас на Метрострое. Наша многотиражка — «Ударник Метростроя» — сообщала, что неподалеку от станции Малые Вяземы, метростроевский аэроклуб получал площадку под аэродром, четыре самолета У-2 и три планера Будущие планеристы, летчики, парашютисты приглашались для корчевания пней, строительства полевого аэродрома, ангаров для самолетов и планеров.

Что ж, корчевать так корчевать! По правде сказать, втайне я давно мечтала о полетах, как мечтают о далеких странах, манящих, но недосягаемых. И вот, прочтя объявление о приеме, набралась смелости и сделала первый шаг — отправилась по указанному адресу, на улицу Куйбышева, 3.