Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания - Леонид Генрихович Зорин
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. Ох и штучка, доложу вам, этот Антоний Сатурнин! Никаких устоев.
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. Я его знал юношей. Постоянно грыз ногти.
ГЛАШАТАЙ. Городская хроника. Завтра в цирке состоятся большие квесторские игры. Будут проведены решающие гладиаторские бои. В боях примут участие женщины и карлики. Император Домициан почтит игры своим присутствием.
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. Пойдете? Я уже заказал места.
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. Какие теперь гладиаторы… Ни один не может нанести стоящего удара…
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. Помните Спикула? Вот это был боец…
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. А Тибул-фракиец? Нынешние – подмастерья, а те были мастера…
ГЛАШАТАЙ. Завтра же, по окончании игр, во дворце императора Домициана состоится большой вечер по случаю очередной годовщины его правления. Всем достойнейшим гражданам разосланы соответствующие приглашения. На этом я заканчиваю. В добрый час!
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. Вы получили приглашение?
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. Я с утра не был дома. А вы?
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. Вот и я – с самого утра…
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. Смотрите, Танузий, – прокуратор Афраний…
Идет Афраний, высокий, дородный мужчина. Выражение величественной снисходительности не покидает его лица.
АФРАНИЙ (вглядываясь в проходящую толпу). Эй, вольноотпущенник!
Появляется маленький смуглый человек.
СМУГЛЫЙ. Слушаю вас, справедливейший.
АФРАНИЙ. Гуляешь?
СМУГЛЫЙ. Гуляю.
ПЛЕШИВЫЙ РИМЛЯНИН. Вы его знаете? Бен-Захария. Ученый секретарь при прокураторе.
ПОЛНЫЙ РИМЛЯНИН. С этим пройдохой не шутите. Прокуратор без него как без рук.
Они смешиваются с толпой.
АФРАНИЙ. Послушай, Бен-Захария, где ты был вчера вечером?
БЕН-ЗАХАРИЯ. Можете себе представить, ко мне приехал земляк.
АФРАНИЙ. Из Иудеи?
БЕН-ЗАХАРИЯ. Из нее.
АФРАНИЙ. И есть свежие анекдоты?
БЕН-ЗАХАРИЯ. Как не быть.
АФРАНИЙ. Тогда – другое дело. У меня было несколько мыслей по поводу последних законоположений, и я, по правде сказать, был сердит, что ты отсутствовал. Но если твой земляк привез новые анекдоты, то это другое дело. О чем же они?
БЕН-ЗАХАРИЯ. Разумеется, о Риме.
АФРАНИЙ. Обожаете вы сочинять о Риме анекдоты.
БЕН-ЗАХАРИЯ. Справедливейший, что нам еще остается? Победителям – пожинать лавры, побежденным – сочинять о победителях анекдоты.
АФРАНИЙ. Ну, рассказывай, не тяни…
БЕН-ЗАХАРИЯ. С удовольствием, справедливейший. Встречаются как-то два консула…
Они проходят. Появляются Лоллия и Клодий. Лоллия – энергичная красивая римлянка лет тридцати. Клодий – римлянин из знатного рода, прямая ей противоположность, его небольшие умные глаза устойчиво хранят сонное выражение.
ЛОЛЛИЯ. Мы опоздали, Клодий, – все люди, мало-мальски стоящие внимания, уже разошлись.
КЛОДИЙ. Лоллия, вы слишком скромны, – они здесь только что появились. (Целует ей руку.)
ЛОЛЛИЯ. Клодий, друг мой, вы льстите так, как льстили наши деды, – грубо и прямолинейно. Вы-то знаете, что я совсем не скромна.
КЛОДИЙ. Друг мой Лоллия, установлено, что лесть тем действенней, чем она грубей. В лести не должно быть недомолвок – все должно быть ясно, определенно и не допускать толкований. Когда Гораций льстил Цезарю, он отбрасывал всю свою тонкость.
ЛОЛЛИЯ. Но ведь то был простой солдатский век, не отягченный современными сложностями. И кто читает теперь Горация? Дети и ученые. И Гораций и Виргилий – это почтенное прошлое Рима. Его можно уважать, но оно никого не волнует.
КЛОДИЙ (вновь целует ей руку). Либо я опоздал родиться, либо крайне глупо устроен.
ЛОЛЛИЯ. Неужели вас трогает традиционный стих с его вялыми ритмами? Да, мой друг, вы становитесь старомодны.
КЛОДИЙ. Я старею.
ЛОЛЛИЯ. Хуже – устареваете.
КЛОДИЙ. Лоллия, мне сорок два года.
ЛОЛЛИЯ. Клодий, римлянке важен не возраст мужчины, а его время. Ей нужно знать, прошло оно или нет.
КЛОДИЙ. Мое время либо прошло, либо не настало.
ЛОЛЛИЯ. Это громадная разница, друг мой, ее необходимо установить. В сущности, она и определяет, чего вы стоите.
КЛОДИЙ. Что делать, вы женщина практического ума, и в этом ваше очарование. Сюда идет Публий Сервилий, человек, лишь вчера увенчанный лаврами. Уж с ним-то, по крайней мере, все ясно.
ЛОЛЛИЯ. Вы отрицаете его дарование?
КЛОДИЙ (пожав плечами). Дион с его эпиграммами занимает меня больше.
ЛОЛЛИЯ. Клодий, оригинальничанье так же старомодно, как любовь к Горацию. Чем вас может занимать Дион – побойтесь Бога… Неудачник, изливающий свою желчь, ничего больше. Завтра или послезавтра его вышлют из Рима, и этим все кончится.
Появляется Публий Сервилий, высокий круглолицый римлянин, веселый и обаятельный.
Вот и наш триумфатор, обожествленный настолько, что ему нет смысла замечать смертных.
СЕРВИЛИЙ. Лоллия, вы славитесь умом, как могли вы это подумать? Именно теперь я буду замечать всех и каждого. Недоступность нужна, пока ты не признан. После признания к ней прибегает только болван. Привет вам, Клодий.
КЛОДИЙ. Привет и поздравления, Сервилий. Вы рассуждаете очень здраво.
СЕРВИЛИЙ. Я нуждаюсь в людях и не намерен их отпугивать. С успехом их могут примирить только несчастье или демократизм. Обзавестись какой-нибудь большой бедой, сами понимаете, себе дороже, зато демократизма во мне хоть отбавляй.
ЛОЛЛИЯ. Вот, Клодий, что такое человек современный.
СЕРВИЛИЙ. Кроме того, я по натуре доброжелателен. Никакого насилия над характером.
ЛОЛЛИЯ (кивнув на Клодия). Мы только что спорили. Наш друг расхваливал Диона.
КЛОДИЙ. Скорее, вы его бранили.
СЕРВИЛИЙ. Бедняга, он никогда не нравился женщинам. В конце концов, у него есть свои достоинства.
ЛОЛЛИЯ. Неужели вам не надоели его обличения? Вы действительно добрая душа.
СЕРВИЛИЙ. Что ж, когда у человека дурное здоровье, слишком заботливая жена и хроническая неудовлетворенность, он становится либо пьяницей, либо сатириком. Я рад, что встретил вас, Лоллия, вы мне необходимы.
ЛОЛЛИЯ (прерывая его). Одно мгновение. Клодий, вы видите там Цезонию. Скажите ей, что я жду ее вечером.
КЛОДИЙ. Слушаюсь. (Отходит в глубину.)
СЕРВИЛИЙ. Вам нужна Цезония?
ЛОЛЛИЯ. Мне не нужен Клодий. Нет, не вообще, а сейчас.
СЕРВИЛИЙ. Я так и понял.
ЛОЛЛИЯ. Вы остановились на том, что я вам необходима. В его присутствии вам пришлось бы объяснять – почему. А ведь у поэтов такое слабое воображение, когда дело касается обыденной жизни.
СЕРВИЛИЙ. Боже, как вы умны.
ЛОЛЛИЯ. Вы, конечно, просили бы меня прочесть ваши новые стихи.
СЕРВИЛИЙ. Верно. Но мне и в самом деле нужно ваше одобрение.
ЛОЛЛИЯ. Одобрение женщины? Зачем оно вам? У вас есть одобрение императора.
СЕРВИЛИЙ. Вы больше чем женщина. Вы – общественное мнение. Я хочу вас видеть. Мне кажется, со вчерашнего дня я получил надежду…
ЛОЛЛИЯ. Я все-таки женщина, и у меня слабость к победителям. Когда и где?
СЕРВИЛИЙ (задумывается). Когда и где?
ЛОЛЛИЯ. Быстро, Клодий
