Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

Компания высыпала из автобуса – все как один босиком, без рубашек, с волосами, забранными в хвост. Скейты с полиуретановыми колесами были еще в новинку – они только начали приходить на смену старым моделям с глиняными колесиками. Я завороженно наблюдал, как лихо ребята выделывали змейки, несясь во весь опор вниз по улице. Мы с Чарли смотрели им вслед, пока вереница балансирующих рук не исчезла за первым поворотом.

Перед нами лежал пустой черный спуск. Казалось, Чарли было совсем не страшно. Он встал на скейт и оттолкнулся. Я еще никогда не спускался с таких крутых склонов, и мне не улыбалось делать это в одиночку. Я поехал, стараясь закладывать длинные плавные повороты и наклоняясь вперед на каждом витке. Чарли, сгруппировавшись, сделал крутой вираж, и я испугался: а вдруг он придет к финишу гораздо раньше меня и все будут глазеть, как я подтягиваюсь последним?

Стряхнув с себя страх, я направил скейт на середину улицы. Секунда – и я лечу вниз. На повороте скейт начал вилять. Выходя из виража, я опять наклонил корпус вперед, пытаясь хоть немного замедлить скорость. Дрожь передавалась от колес к шасси (металлической оси под доской), а от доски – к моим ногам, которые ходили ходуном, как расшатанные выхлопные трубы. «Держись», – приказал я себе. Дорога заворачивала, и мне пришлось войти в новый вираж. Сопротивляясь вибрации, я перенес вес тела на носки, как вдруг колеса заклинило, и скейт подбросил меня вверх. Я приземлился на левое бедро, но перевернулся еще два раза, прежде чем застыть на тротуаре. Когда я наконец остановился, спина и попа представляли собой сплошную кровоточащую рану.

Вся левая половина тела саднила при каждом движении, задняя часть ныла от удара об землю. Рука, на которую я опирался при падении, горела огнем, в бедре пульсировала боль, но в тот момент меня волновало только одно: видел ли кто-нибудь мои кувыркания? Я поискал глазами Чарли, но он уже скрылся за поворотом.

Скейт залетел в розовый куст и, вытаскивая его, я расцарапал вторую руку. Я запрыгнул на доску, оттолкнулся и оставшуюся четверть мили проехал, делая широкие круглые виражи. Когда я добрался до ложбины, Чарли сидел у автобуса. Там уже были все парни и девчонки с цветами в волосах.

– Что случилось? – спросил Чарли.

– Похоже, Норм навернулся, – сказал Трэфтон.

Я приспустил шорты с бедра, демонстрируя свое боевое ранение – оно было багрового цвета и кровоточило. Кожа вокруг раны вымазана черным.

– Полюбуйтесь-ка на эту дорожную татушку, – бросил Шейн.

Все засмеялись, и моя бравада улетучилась.

– Да ты, похоже, гнал как сумасшедший, – заметил Трэфтон.

Я пожал плечами.

– Так недолго и в лепешку разбиться, – добавил он.

– Ну, спасибо, – ответил я.

Мне не надо было смотреть ни на Чарли, ни на других – я и так знал, что теперь все они меня зауважали. Я подтянул шорты и поднял с земли скейт. Чарли предложил мне глотнуть пива, но я отказался.

Моя мама стояла возле гаража, и Шейн остановил автобус наверху. Я выкатился из него вместе с толпой парней и проскользнул в чьи-то ворота. Ребята забрались обратно в автобус, и я услышал, как он с фырканьем отъезжает. Мне оставалось лишь надеяться, что в доме никого нет: я почти не был знаком с этими людьми – знал только, что раз в месяц на выходные сюда приезжает мальчишка, погостить у отца. Я решил спуститься по лестнице сбоку от дома и вернуться к себе через пляж.

Ступеньки проходили мимо окна, и там на кровати я увидел отца того мальчика. Он устроился между ног какой-то женщины – трахал ее. Я уставился на них через окно. Женщина мотала головой, щеки ее пылали, и когда она застонала, я почувствовал, как у меня внутри нарастает волна возбуждения. Я бы не решился рассказать об этом папе: и он, и все его приятели стали бы дразнить меня, если бы узнали, что мне нравятся девочки.

Отец мальчишки с силой вонзился в ту женщину, она вскрикнула, и я не мог отвести от нее глаз. Затем он замер на ее теле. Мой нос находился в нескольких сантиметрах от окна, и стекло покрылось паром от моего дыхания. Я отступил назад; на стекле осталось влажное пятно размером с мое лицо.

Пока я брел вниз по замшелым камням, обнажившимся на время отлива, мне грезились ее розовые щеки. Чуть южнее, у основания бухты, виднелось крыльцо Боба Бэрроу, где, согнувшись над покерным столом, сидели трое – сам Боб, Ларри по прозвищу Пивная Банка и Винсент, брат Ника. Тут до меня долетели какие-то скрипучие звуки, и я обернулся. То была музыка, доносившаяся из желтого домика, где обитали все самые крутые серферы. Они называли этот дом «Желтой подводной лодкой». Там жил и Ник, до того как переехал к нам. Когда я узнал, что он не занимается серфингом, у меня был настоящий шок.

На верхней террасе появились Трэфтон и Клайд со своими электрогитарами. Они стояли, расставив ноги, и разучивали блюзовые рифы.

Тут на пляж вспорхнула девушка с волосами цвета воронова крыла. Казалось, ее принесло ветром. Она спланировала к подножию желтого домика и улеглась на песчаную отмель, нанесенную приливной волной. Девушка наблюдала за гитарными упражнениями Клайда и Трэфтона. Я перескочил с камней на мокрый песок и приблизился к ней. Она лежала на спине и смотрела на океан, покачивая головой в такт музыке. Я встал на колени и начал рыть ямку в песке, украдкой заглядывая под ее короткую юбку. Ее тело влекло меня, как магнит, и это казалось вполне естественным, но я толком не понимал, что делать с пронзавшим меня возбуждением.

Я не сразу заметил, что она смотрит на меня. Она изучала меня так, словно я заглядывал под юбку вовсе не ей, а другой женщине, не имеющей к ней никакого отношения. Она же, казалось, просто рассматривала эту сцену на фотографии. Похоже, ей было плевать, что я пялился на ее интимное местечко. Точно так же и нудистов, загорающих у мыса, никогда не волновало, что мы с Чарли слоняемся поблизости.

Подобрав скейт, я направился домой.

Я пробрался сквозь плющ, растущий на песке перед нашим крыльцом. Раздвижная дверь открылась, и мама вышла на затененную боковую галерею. Ее силуэт мелькнул в темноте и исчез внутри дома. Я забежал в галерею, спрятал скейт на нижней полке, за кошачьей и собачьей едой, и только потом зашел в дом.

Мама, наклонившись, стояла в дверях комнатки для стирки. Она выпрямилась и посмотрела на меня.

– Норман, где ты был?

– На пляже.

– Без Саншайн? – спросила она.

Санни как раз вылезла из-под кухонного стола, подпрыгивая и виляя хвостом, словно не видела меня долгие годы. Опустившись на четвереньки, я погладил ее и поцеловал в нос.