Житие Бориса Завгороднего - Евгений Юрьевич Лукин
Ну натурально Еремея Иудовича Парнова.
— Как? — вырывается у Бори. — И вы тоже летите?
Представить в этот миг выражение лица Еремея Иудовича я не берусь.
* * *
С грехом пополам взлетели.
Ах да, забыл уточнить: самолёт советский, экипаж тоже, но рейс международный. Обслуживают с улыбками. Да хоть бы и без улыбок! Представьте, по просьбе клиента подносят коньяк и шампанское. Бесплатно, а?!
Завгородний, естественно, попросил.
Грациозная стюардесса отмеряет ему коньяк в пузатенький фужер, причём по-европейски — на два пальца, не больше. Но тут на горлышко бутылки падает железный Борин перст. Бортпроводница дёргается, на лице — улыбка, в глазах — отчаянье, однако податься некуда (иностранцы смотрят), приходится налить всклень. Или, как говорят, в окрестностях Волгограда, всклянь.
— Исё! — хрипло говорит Завгородний, протягивая опустевший фужер.
А следует учесть, что остаток отпущенного на рейс спиртного достаётся потом экипажу. На сей раз им не досталось ничего — пока летели от Москвы до Рима, этот мерзавец на нервной почве выглохтил весь коньяк и всё шампанское на борту, так что удивления достойно, как это его не вышвырнули без парашюта над Адриатикой.
Приземлились уже в сумерках. Вот когда Еремей Иудович Парнов полностью оправдал своё отчество! Сел с переводчиком в машину и уехал, оставив нетрезвого Бориса Завгороднего с центнером самопальной литературы посреди ночного города Рима.
* * *
— Боря, — в священном ужасе спрашивали его по возвращении на родную землю. — А как же ты из Рима до Сан-Марино-то добирался? Мы ведь по карте смотрели: вот итальянский сапог, вот Рим. А Сан-Марино — аж на самом верху голенища! Как же ты ухитрился?
— А! — отмахивался он. — Язык до Киева доведёт…
— Какой язык, Боря? Какой язык? У тебя и русский-то со словарём!..
Довёл, однако.
* * *
Борис Завгородний очнулся. Он лежал на кровати одетый, но разутый. Обувь стояла рядом, внизу. Потом внезапно вспомнил: я в Италии!
Первым делом схватился за внутренний карман. Нету! Ни документов, ни денег. Несколько секунд лежал оцепенев. Потом собрался с мыслями и осторожно сунул руку под подушку. Есть! И деньги, и документы.
Перевёл дух, сел, обулся. Оба тючка с самиздатом стояли под койкой.
Откуда-то взялся улыбчивый военнослужащий, экипированный не по-советски.
— О, Борис! — картаво приветствовал он Завгороднего.
Тот огляделся. Похоже, казарма. С кем-то они здесь, видать, вчера пили. Не иначе, с этим… Только больно какой-то он трезвый…
— Дас ист фантастиш? — вспомнил и произнёс Завгородний.
— О, йес, йес, — разулыбался тот.
Неясно, на каком языке, но разговорились. И всё было замечательно, пока не предложил Боря обменяться адресами на предмет переписки. При виде визитной карточки (напечатаны перед самым отъездом) улыбка нового знакомца погрустнела, и он виновато развёл руками.
— Ноу, — сказал он. — Ноу. Сорри, пал, но переписываться с Советами нам нельзя. Вообще-то это спецбаза НАТО…
Тем не менее расстались друзьями.
А вот слух о том, будто натовцы ещё и отвезли своего собутыльника в Сан-Марино чуть ли не на бронетранспортёре, чистой воды легенда. На джипе его отвезли. Или вообще не отвозили…
* * *
А Еремею Иудовичу Парнову он отомстил. Страшно, но не нарочно. Вообще Борис Завгородний никогда ничего нарочно не делал. Всё всегда происходило само собой. Вот и в Сан-Марино. Обычно в центре внимания прессы был — кто? Парнов. Единственный представитель СССР. А тут вдруг Завгородний! Тоже оттуда, но куда колоритней! А Парнов — что Парнов? Надоел уже…
Вышла то ли итальянская, то ли местная газета, а там материал с двумя фотографиями: на одной — Борин портрет, на другой — центнер самопальной литературы.
Трудно сказать, кто кого поразил больше: Сан-Марино Завгороднего или Завгородний Сан-Марино.
Идёт он, к примеру, по улице, а там итальянцы тротуар с порошком моют. Как хотите, но такого душераздирающего зрелища выходец из страны развитого социализма вынести не мог. Остановился, начал отчитывать:
— Что ж вы делаете, капиталисты проклятые? У нас там мыло по талонам, а вы стиральный порошок на мостовую переводите?
Те даже оробели малость:
— Но! Но, сеньоре! Но капиталисто! Пролетариато!
Ну ладно, раз пролетариато, мойте дальше.
Надарили ему на Евроконе разной бытовой электроники, включая видак и видеокамеру. В Волгограде-то это было тогда примерно в таком же дефиците, как на Западе центнер нашей самопальной литературы. Хотя нет, центнер, пожалуй, покруче будет, раз фото в газете поместили.
Привыкши убегать от милиции с максимальной скоростью, Борис Завгородний был удивлён и озадачен отсутствием такой необходимости в Республике Сан-Марино. Вручили ему какую-то награду от европейской ассоциации писателей-фантастов. Выпил он на радостях итальянского вина, закуролесил, вышел в город и потерялся. Растворился в сумерках. Пришлось пустить по следу силы правопорядка. Что ж вы думаете? Нашли и с почестями доставили в отель.
Представьте себе картину: по ночной улице летит полицейская машина с открытым лючком, откуда по пояс высовывается Борис Завгородний и, перекрикивая сирену, в упоении вопит: «Порко мадонна!» — гордый тем, что уже умеет выражаться, как природный итальянец.
А вот немцев (перед возвращением на Родину) он убил наповал. Делегация из Германии давно искала повод выпить с легендой советского фэндома. Завели в летний ресторанчик, заказали дорогое шампанское.
Выпили. И тут подходит к столику жалкая капиталистическая собачонка на тонких нетвёрдых ножках. Завгородний смотрит на неё, и прошибает его слеза. Наливает шампанского в хрустальную мисочку и ставит на пол перед тварью дрожащей. Та полакала немного — и растянулась.
Немцы сидели окаменев.
* * *
Но всё это меркнет перед тем, что он сотворил, возвратясь домой с Еврокона. Он организовал и провёл Волгакон, причём с таким размахом, превзойти который не удалось потом ни одному фантастическому шабашу на территории России и прочих бывших республик Советского Союза — ныне сопредельных держав.
Не спрашивайте, как он такое провернул. Я упоминал уже, что действительность робко отступала перед неукротимым Завгаром. Привлёк он какой-то частный капитал (дело происходило уже в 1991-м), взял штурмом муниципалитет, сколотил из членов клуба команду, арендовал гостиницу, окончательно сорвал голос, поставил всех окарачь, но мечту воплотил.
Да-с, милостивые государи, случилось это именно в 1991-м. Советская власть приказала долго жить, темнолицый Борис Иванович был уволен из рядов КГБ в чине майора и уехал в Иркутск охранять какой-то там банк, секретарь обкома комсомола, дразнивший Завгороднего гегемоном, стал одним из директоров фонда «Росинвест», после чего загремел под суд, а учитель, переводивший
