Вильгельм II - Мемуары

«По тону этого письма,   говорил он,   можно судить о том, в какой степени кронпринц Фридрих, ставший потом императором, находился под влиянием и под командой своей тещи и жены».

Князь хотел набросать тут же текст ответного письма королеве. Я возразил, что сам составлю подходящий ответ, в котором будет соблюдена правильная средняя линия между внуком и императором, и перед отправкой представлю письмо князю.

Ответ этот сохранял внешнюю форму сердечных родственных отношений внука к бабушке, которая носила этого внука на руках в то время, когда он еще был ребенком, и возраст которой уже сам по себе требовал к себе уважения. Но вместе с тем письмо подчеркивало, что положение и долг германского императора, безусловно, обязывают его выполнить касающееся самых жизненных интересов Германии приказание умершего деда.

Это приказание деда, писал я, внук должен уважать в интересах страны, представительство которой теперь волей Божьей ему передано. Королева-бабушка должна предоставить ему самому решить, каким образом выполнить это приказание. В остальном я всегда остаюсь ее преданным и любящим внуком и всегда благодарен за каждый совет бабушки, имеющей ввиду своего долголетнего правления такой большой опыт. В германских делах, однако, я должен оговорить себе свободу действий. Посещение Петербурга   политическая необходимость. Приказание моего царственного деда соответствует тесным семейным связям с русским царствующим домом и потому должно быть выполнено.

Князь был согласен с редакцией этого письма. Через некоторое время последовал неожиданный ответ. Королева признавала правоту своего внука.

Он должен поступать так, как требуют интересы его страны, писала она. Королева будет рада позже видеть внука у себя. С этого дня мои отношения к королеве, которой боялись ее собственные дети, стали самыми лучшими. Она относилась к своему внуку, как к равному себе по положению монарху.

Во время поездки меня сопровождал граф Герберт в качестве представителя Министерства иностранных дел. Он редактировал речи и вел, по указаниям своего отца, политические беседы, поскольку они носили деловой характер.

После моего возвращения из Стамбула в 1889 году я, по его просьбе, обрисовал князю впечатления, вынесенные мной из Греции, где моя сестра Софья была замужем за наследным принцем Константином, и из Стамбула. При этом меня поразило, что князь говорил очень презрительно о Турции, о турецких руководящих деятелях и вообще о тамошних делах. Когда я стал выдвигать более благоприятные моменты, казавшиеся мне наиболее важными, это мало помогло. На мой вопрос, на чем он основывает свое столь неблагоприятное суждение о Турции, князь возразил:

  Граф Герберт в своем докладе отозвался очень неблагосклонно о Турции.

Князь Бисмарк и граф Герберт не были расположены к Турции и не одобряли моей политики по отношению к ней   старой политики Фридриха Великого.

В последний период своего канцлерства Бисмарк говорил, что главная причина, почему он еще остается канцлером,   это необходимость сохранения добрососедских отношений с Россией, правитель которой питает к нему особое доверие. В связи с этим он сделал мне первые намеки на тайный договор с Россией о взаимных гарантиях. До тех пор я ничего не знал об этом договоре ни от князя, ни

от Министерства иностранных дел, хотя как раз и занимался русскими делами.

После того как в связи с ранней смертью моего отца я стал во главе правления государством, поколение внука, как я уже раньше отметил, заняло место поколения деда.

Таким образом, поколение императора Фридриха как бы обошли. Последнее, постоянно общаясь с кронпринцем Фридрихом Вильгельмом, было преисполнено многих либеральных идей и проектов реформ, которые предполагалось осуществить, когда он станет императором Фридрихом. Но после его кончины всему этому поколению, особенно политикам, пришлось разочароваться в надеждах получить влияние, и они чувствовали себя в известной степени осиротевшими. Эти круги, не зная ни меня, ни моих сокровенных мыслей и целей, вместо того чтобы для пользы отечества перенести свой интерес с отца на сына, относились ко мне сдержанно и недоверчиво. Лишь один представитель национал-либералов являлся в этом отношении исключением. Это был знатный, еще по-юношески свежий г-н фон Бенда. Я познакомился с ним еще тогда, когда, будучи принцем, участвовал в большой заячьей охоте у советника Дице в Барби. Присутствуя в кругу старших в качестве слушателя при спорах на политические, сельскохозяйственные и национально-экономические темы, я уже тогда обратил внимание на г-на фон Бенда с его свободными и интересными суждениями, и он уже в то время приобрел мое расположение и доверие. Я охотно принял приглашение г-на Бенда приехать в его поместье Рудов под Берлином. С этого начались мои регулярные ежегодные посещения Рудова. Часы, проведенные мной в рудовском семейном кругу, в обществе талантливых дочерей г-на Бенда, усердно занимавшихся музыкой, остались для меня хорошим воспоминанием. Политические беседы показывали, что г-н фон Бенда обладал широким кругозором, который был свободен от всякого партийного шаблона и обнаруживал такое ясное понимание общегосударственных нужд, какое редко можно найти у партийных людей. Он дал мне из глубины своего верного старопрусского сердца, крепко привязанного к королевскому дому, много ценных советов, соблюдая при этом далеко идущую терпимость по отношению к другим партиям.

Мое позднейшее правление доказало, что я никоим образом не был настроен отрицательно против ни одной партии, не говоря, конечно, об ультрасоциалистах. Подтверждалось и то, что я не настроен антилиберально. Моим виднейшим министром финансов был либерал Микель; министром торговли   либерал Меллер; вождь либералов фон Беннигсен был обер-президентом в Ганновере. С одним уже немолодым либеральным депутатом, с которым я познакомился через фон Микеля, я поддерживал тесные отношения, особенно во время второй половины моего царствования. Это был Зейдель (Хельхен), владелец поместья на Востоке, человек, у которого с гладко бритого лица смотрела пара умных глаз. Он был сотрудником Микеля в области железнодорожного и водного транспорта, очень дельным, простым, практичным человеком, либералом с консервативным мировоззрением.

С консервативной партией у меня, естественно, были многочисленные связи и точки соприкосновения, ибо представители земельной аристократии часто встречались со мной на придворной или иной охоте, бывали во дворце на приемах или занимали должности при дворе. Через них я мог полностью ориентироваться во всех аграрных вопросах и знать, где у земледельца «жмет сапог».