Збигнев Войцеховский - Святые и порочные

В январе 1917 года прошла Петроградская конференция, как именовали в прессе встречу высокопоставленных представителей союзников. Иностранные делегаты, среди прочего (поездки в Москву, посещения позиций русских войск) активно общались с политиками самых разных убеждений и взглядов. Глава британской делегации писал впоследствии, что мысль о неизбежности революции – либо снизу (народное восстание), либо сверху (дворцовый переворот) – в речах его собеседников доминировала. А что же Николай Александрович? Неужели царь по-прежнему ничего не видел? Или не хотел видеть?

А потом стало поздно.

Ситуация в Петрограде стремительно вышла из-под контроля. Дальнейшее всем интересующимся известно, хоть и во множестве версий. От императора в итоге начали требовать отречения – и восставшие, и Дума, и военные (из командующих фронтами и флотами лишь адмирал Колчак не присоединился к общему давлению на царя – он не прислал никакой телеграммы). И Николай отрекся. В пользу брата Михаила, а не сына – ибо, по его же словам (воспроизведенным издававшейся П.П. Рябушинским газетой «Утро России»), он намеревался уехать из страны после отречения и не хотел оставлять Алексея одного). Вот так. А как же намерение разделить страдания родины? В той ситуации отъезд за границу был бы для царской семьи лучшим выходом. Увы, воспользоваться им последний самодержец не успел. Михаил же, не получив от сообщивших ему об отречении брата представителей Думы никаких гарантий личной безопасности, предпочел отказаться от короны – которая уже не несла ничего, кроме лишних неприятностей. Николай, узнав об отказе Михаила, подписал новый манифест – об отречении все-таки в пользу Алексея, и передал его генералу Алексееву, который не отправил его, «дабы не вносить лишнюю смуту», мол, все равно уже отрекся.

С этого момента от царя уже практически ничего не зависело. Его «смирение с волей Божьей» привело к гибели и его самого, и его семью, и тысячи, если не миллионы других людей, и в каком-то смысле страну. У Николая было по меньшей мере несколько месяцев, чтобы спасти хотя бы свою семью, если не корону и прежнюю жизнь. Он почти полгода (!) – с марта по июль – сидел в Царском Селе, терпеливо снося издевательства охраны, молясь, читая, разговаривая, гуляя по парку… А ведь охраняли их еще не чекисты – простые солдаты, еще можно было связаться с людьми, оставшимися «по ту сторону» и сохранившими верность присяге и императору. Даже в Тобольске это еще было возможно – вплоть до того момента, пока власть не перешла к большевикам и охранявших царскую семью простых мужиков в солдатских шинелях, мечтавших вернуться к своим женам и детям, к своей земле, не заменили на «идейных».

Неизвестно, как долго большевики продолжали бы сохранять жизнь семье императора, но свою роковую роль сыграло приближение к Екатеринбургу фронта. Вожди большевиков прекрасно понимали, что может произойти, если Николай или даже хоть кто-то из членов его семьи окажется «по ту сторону»…

Последнему самодержцу можно сочувствовать, стоит его помнить, но почитать как святого? Чем он это заслужил?

Доктор Боткин, до последнего дня остававшийся с царской семьей, по моему скромному мнению, в куда большей степени достоин почитания – он всю свою жизнь спасал жизни других людей, он оставил свою семью и последовал за государем, очень ясно осознавая, что никогда не увидит своих детей. Противники его канонизации говорят, что он всего лишь исполнял свой долг. Но он исполнил его. А сделал ли это последний царь?

Тихон, Патриарх Московский

В русской истории вряд ли найдется даже среди прославленных святителей человек, который был бы призван к кормилу церковной жизни в столь трудный и трагический период, как тот, что выпал на долю патриарха Тихона.

Будущий патриарх в миру носил имя Василий Иванович Белавин. Он родился 19 января (1 февраля) 1865 года в селе Клин близ города Торопца Псковской губернии. Любовь к Церкви, сердечная чистота, целомудрие, удивительная врожденная простота, постоянная доброжелательность ко всем, особенный дар рассудительности, положительности – благодаря этому в Санкт-Петербургской духовной академии Василий Белавин стал любимцем товарищей-студентов, которые шутя называли его Патриархом. В те времена не могло и в голову прийти, что шутливое прозвище окажется пророческим, потому что патриаршества в России не существовало давно и возрождения его никто не ожидал.

После окончания академии в 1888 году он вернулся преподавателем в Псковскую духовную семинарию, где учился до этого. В 1891 году принял постриг с именем Тихона – в честь любимого им святителя Тихона Задонского. Вскоре он стал иеромонахом. С октября 1897 года он – епископ Люблинский, викарий Варшавской епархии. Тихон был весьма популярен среди семинаристов, священников, простых прихожан. Но не прошло и года, как молодого епископа отправили в Америку. Там его ждала огромная епархия, в которую входили Северо-Американские Соединенные Штаты, Канада и Аляска. Тихон фактически стал главой Православной церкви в Северной Америке. Он очень деятельно взялся за благоустройство своей епархии, принял целый ряд мер для того, чтобы развивалась православная жизнь. Он открывал храмы и духовные училища, старался развивать миссионерскую работу. Благодаря Тихону в православие перешли многие из униатов, оказавшихся в Америке, отмечены были случаи перехода в православие из англиканской веры. Удивительные по размаху и христианскому духу плоды его архипастырских трудов сделали святителя Тихона одним из самых почитаемых святых православной Америки.

В 1907 году Тихон, уже архиепископ, был переведен в одну из крупнейших и древнейших епархий России – на Ярославскую кафедру. Здесь он также очень быстро нашел контакт со своей паствой. Этот период примечателен тем, что жители Ярославля избрали его почетным гражданином города – случай первый и едва ли не единственный в русской истории.

Вскоре после его назначения в Виленскую епархию началась война, и его служение осложнилось многими новыми заботами. Ему пришлось думать о беженцах, эвакуировать в Москву мощи виленских мучеников, у него же сохранялась и чудотворная Жировицкая икона Божией Матери, впоследствии им возвращенная в Жировицкий монастырь. Февральская революция 1917 года застала его в Москве. Епархиальный съезд московского духовенства и мирян в июне избрал архиепископа Виленского Тихона архиепископом Московским и Коломенским, в августе же Священный Синод избрал его митрополитом Московским, и на него сразу же было возложено бремя подготовки Поместного собора русской церкви, который не собирался более двухсот лет.