Дэвид Эдмонд - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.

Рассел, со своей стороны, был уверен, что новые идеи Витгенштейна загоняют кембриджскую философию в тупик тривиальности и скуки. Позже он писал, что нашел работы Витгенштейна II «совершенно непонятными. Их позитивные доктрины кажутся мне тривиальными, а негативные — необоснованными». И о «Философских исследованиях»: «Я не понимаю, почему целая школа обнаруживает на этих страницах великую мудрость».

Рассел был основоположником анализа понятий и, подобно Попперу, полагал, что такой анализ зачастую проясняет вопросы и рассеивает туман, которым они окутаны. Однако при этом, опять же подобно Попперу, он не считал, что точность — это начало и конец всего. Поппер отмечал, что ученым, несмотря на определенную степень языковой неоднозначности, все же удается получать грандиозные результаты. Рассел, в свою очередь, утверждал, что даже если точно определить и прояснить каждое слово, проблема не исчезает, и иллюстрировал свою мысль следующим анекдотичным эпизодом: он ехал на велосипеде в Винчестер и остановился у лавки, чтобы спросить у ее хозяина кратчайший путь. Тот крикнул своему работнику:

— Эй, тут джентльмен хочет узнать самый короткий

путь до Винчестера!

— До Винчестера? — раздался голос из глубины лавки.

— Ага!

— Путь до Винчестера?

— Ага!

— Самый короткий?

— Ага!

— Не знаю!

В книге «Мое философское развитие» Рассел категорически отвергает представления позднего Витгенштейна о том, что обыденный язык находится в прекрасной форме, а философские проблемы — это всего лишь головоломки, «лингвистические судороги»: «Нас уверяют, что мы пытаемся понять не мир, а всего лишь высказывания, и при этом предполагается, что истинными можно считать все высказывания, кроме тех, которые изрекают философы». В другой раз он обвинял Витгенштейна в том, что тот унижается перед здравым смыслом. То, что принимают за здравый смысл, полагал Рассел, на поверку то и дело оказывается предрассудком и тиранией обычая. Если Витгенштейн прав, то философия, «в лучшем случае, плохонькое подспорье для лексикографов, а в худшем — идеальное развлечение за чаем». Сидя за чаем 25 октября 1946 года, за четыре часа до собрания Клуба моральных наук, Рассел и Поппер, заговори они на эту тему, наверняка сошлись бы на том, что философия — нечто гораздо большее.

Взять хотя бы реальный мир международной политики. Чтобы в полной мере осознать, какие страсти кипели в тот вечер в НЗ, нужно вспомнить политический подтекст событий. Шел 1946 год! Мир только что избавился от фашизма. Только что началась «холодная война». Должны ли философы заниматься политикой? Поп-пер и Рассел не колеблясь ответили бы «да». Впрочем, Поппер, в отличие от Рассела, не участвовал в маршах протеста и сидячих забастовках — он был рыцарем пера, а не меча. В молодости он видел своими глазами расстрел демонстрации в Вене, и это убедило его, что победы лучше одерживать пером.

Можно спорить о том, действительно ли попперов-ская критика марксизма оказалась самой действенной, ибо показала полную несостоятельность его претензий на научность. Согласно Попперу, настоящая наука, во-первых, открыта для самого тщательного исследования, а во-вторых, делает предсказания, которые можно проверить. Чем смелее предсказания, тем лучше. Псевдонаука — к этой категории Поппер без колебаний относил и неомарксизм, и фрейдовский психоанализ — либо отказывается подвергать себя проверке (то есть не делает ясных предсказаний, благодаря которым ее можно опровергнуть; например, теория относительности была открыта для проверки с помощью наблюдений, которые позже проделал сэр Артур Эддингтон), либо делает предсказания, а потом подыскивает оправдания свидетельствам, явно идущим вразрез с этими предсказаниями. В стране с самым сильным пролетариатом так и не произошла революция? «Да, но это потому, что…» Капитализм так и не привел к сосредоточению все большего богатства в руках все меньшего и меньшего числа людей? «Да, но это потому, что…» Неомарксизм — это сплошное «да, но…». (Неомарксизм — но не Маркс, к которому Поппер относился с большим уважением и который делал предсказания, хотя Поппер считал их опровергнутыми.)

В качестве своего «вклада в победу» Поппер перенес некоторые из этих идей в «Открытое общество и его враги», где он прослеживает истоки фашизма, — и ав-торский перст обвиняюще нацелен на Платона и Гегеля. Однако попперовская критика фашизма равно относится и к другим формам тоталитаризма. Именно это сообщает книге непреходящую ценность и позволяет применить ее идеи к современным закрытым обществам, независимо от того, что составляет их основу — религиозный фундаментализм, националистический экстремизм или этнический шовинизм. Поппер целил в философию тоталитаризма, но не стремился разубедить тех, кто считал «Открытое общество» полемической книгой времен «холодной войны», направленной непосредственно против марксизма.

В «Открытом обществе» он в пух и прах разбивает представления о неизбежности прогресса и о непреложности и проверяемости законов истории. У истории нет сценария, утверждает Поппер. Исторический прогресс невозможен; возможен лишь прогресс человеческой личности. И хотя у истории нет и не может быть никаких гарантий, самое действенное удобрение для социального и экономического развития — это «открытость». Для тоталитаризма она — смертельный яд. В 2000 году китайский академик Лю Цзюнь-нин был исключен из академии общественных наук Китая за то, что прочел лекцию об «Открытом обществе».

Мысль Поппера о том, что прогресс достигается методом проб и ошибок, была одной из действительно великих идей двадцатого века, — и подобно многим подлинно великим идеям, казалась до изумления простой. Ошибки возможны всегда; «истина» не бывает несомненной. Как в науке критерий фальсифицируемости позволяет отличить истинную науку от ложной, так и в политике потребносгь в проверке, анализе и исследовании делает открытое общество жизненной необходимостью. Важное открытие Поппера состояло в том, что демократия — это не роскошь, которую страна может себе позволить, лишь достигнув определенного уровня развития, а, напротив, необходимое условие прогресса. Поппер был убежден, что демократия влечет за собой рациональную установку, которую можно вкратце сформулировать так: «Я могу ошибаться, а ты можешь быть прав, и, приложив совместные усилия, мы можем приблизиться к истине».

Но при этом возможность выбирать правительство не является достаточным условием демократии. Поппер был убежден, что платоновский вопрос «Кто должен управлять государством?» таит в себе большую опасность. Не законность власти должна заботить нас в первую очередь. В конце концов, Гитлер пришел к власти законным путем, получив пост канцлера из рук парламентского большинства.