Николай Егоров - Каменный Пояс, 1980

Разве «потом» будет легче? Невесть как свалятся с неба новенькие тракторы, добрый волшебник единым взмахом своей палочки вызовет из небытия сокровища-запчасти, и, словно в сказке, станут один к одному тридцать три богатыря, которым нипочем любое дело?

Первая мирная весна обещала быть трудной.

Об этом который день подряд и говорили в секретарском кабинете. Сейчас здесь находились члены бюро, кто-то из инструкторов обкома и Фадеев. Ему нездоровилось — снова простудился, но лечь отказался наотрез и внимательно прислушивался к разговору.

Разговор шел о коровах.

Тракторы за войну в районе сильно обветшали. Возлагали надежды на подкрепление, но заявки урезали, и платформы с тракторами проходили мимо станции Сорочинской — на запад. Головки блоков, коробки скоростей и прочие узлы для замены негодных рекомендовалось реставрировать, хотя и без того над ними колдовали не по одному разу. А ко всему не хватало трактористов. Не то что на две смены — даже на одну-единственную. Как ни суди, выходило одно: пахать на коровах и нынче.

— Директива на сей счет требуется, и самая твердая, — нажимал заведующий районным земельным отделом. — Прошлой весной, вопреки нашим указаниям и несмотря на условия военного времени, во многих колхозах наблюдалось, я бы сказал, преступное игнорирование коров, и такое безобразие, такое возмутительное игнорирование…

Фадеев сидел молча, подперев рукой голову, и только по внимательному взгляду было видно: думает вместе со всеми.

— Скажите, пожалуйста, — посмотрел он вдруг на заведующего райземотделом. — Да, вы, уважаемый товарищ… Сколько лошадиных сил в тракторе?

— Каком именно, Александр Александрович? — Всем своим видом заведующий выражал готовность дать самый обстоятельный ответ: — Я хотел бы только уточнить марку: СТЗ-ХТЗ? СТЗ-НАТИ? ЧТЗ?

— Я интересуюсь всеми марками, которые имеются в вашем районе. Но если обо всех затрудняетесь, скажите о ЧТЗ.

— Охотно, охотно… — заторопился руководитель земельного отдела. — Трактор ЧТЗ — 60 лошадиных сил. Мощность имеется в виду проектная…

— Проектная? — усмехнулся Фадеев. — Ну, а какова проектная мощность… коровы?

Лицо зава выразило недоумение.

— Как понимать ваш вопрос, Александр Александрович?

— Буквально. Хотя бы в лошадиных силах.

— Коровы в… лошадиных?

Нет, Фадеев не шутил…

— Вероятно, не более половины, — ответил райземотделец. И тут же уточнил: — Смотря какая корова попадется…

Он все еще не мог понять, куда Фадеев клонит.

А тот продолжал:

— Сколько вспашки можно произвести одной коровой? Рекордсменкой? Обыкновенной буренкой?

— Сколько гектаров падает на трактор? За сезон? За сутки?

— Сколько делают лучшие? «Середнячки»? Новички?

Разговор стал общим. Руки потянулись к карандашам.

— Правильно, займемся арифметикой, — кивнул головой Фадеев. — Итак, коровами можно вспахать…

Арифметика получалась «со смыслом». Подсчеты убеждали, что на коровьи «лошадиные силы» ставку делать не стоит. Минимальная прибавка выработки на каждый трактор покрывала все, что предлагалось сделать с помощью коров. В райкомовском кабинете думали теперь о том, как лучше использовать технику.

«…Сев мы почти всюду закончили нормально. В большой степени этому способствовала «арифметика». Подсчитывали тогда не зря. Придя к разумному выводу, мы нашли главное звено — не вылезали из тракторных бригад, организовали между ними соревнование, развернули движение за высокую выработку днем и ночью. Это решило успех».

5 февраля кандидат в депутаты Верховного Совета СССР писатель А. А. Фадеев прочел на собрании интеллигенции лекцию о советской литературе в годы войны и в послевоенный период.

— В годы Великой Отечественной войны, — говорит т. Фадеев, — советская литература сыграла большую и почетную роль в достижении победы над немецко-фашистскими захватчиками.

…Тов. Фадеев говорит о таких замечательных произведениях наших поэтов, как поэмы Николая Тихонова «Киров с нами», Павла Антокольского «Сын», Маргариты Алигер «Зоя», Аркадия Кулешова «Знамя бригады».

Советская проза и драматургия во время войны также обогатились значительными произведениями. Сюда можно отнести повесть В. Василевской «Радуга», пьесу А. Корнейчука «Фронт», повесть Б. Горбатова «Непокоренные» и др. Книги К. Симонова «Дни и ночи», В. Гроссмана «Народ бессмертен» долго будут жить в памяти народной. Сейчас, после победоносного окончания войны, наша литература стоит на пороге нового замечательного расцвета…

— Ты Метелицу подавай. Метелицу, а не Щукаря! Кабы Шолохова выбирали — дело другое. Или не разбираешься?..

Нет, он, конечно, разбирался. Александр любил и «Разгром» и «Поднятую целину», но вслух, со сцены, читать отрывки из фадеевского романа не брался. В концерт его не включили. И впервые за долгое время оказался он среди зрителей.

Зато сидел за Фадеевым!

Один номер сменялся другим. Товарищи пели, декламировали, танцевали. Переполненный зал встречал своих артистов горячо. Правда, и выступали они с воодушевлением.

Фадееву концерт нравился. Аплодировал он дольше других, смеялся от души. А когда началась пляска, показалось: писатель с удовольствием рванулся бы в круг. Тут Александру и вспомнился давний рассказ старого красноармейца. Вот бы поделиться с Фадеевым…

— Сам Чапаев на этой сцене плясал, — сказал он, подавшись вперед.

— Чапаев? — повернул голову Фадеев.

Александр, как говорится, «сел на любимого конька». Краевед по призванию, он знал местную историю досконально и уж если находил слушателя, говорить мог часами.

Шепотом рассказывал он о том, как Чапай выступал на митинге бойцов, а когда вышли лучшие плясуны и стали выделывать замысловатые коленца, — скинул с себя бурку, ударил папахой о пол и задал такого трепака, что ахнули все.

— Историческая у вас сцена, — проговорил Фадеев, аплодируя только что законченному номеру.

Когда объявили перерыв, он пригласил Александра прогуляться. Разговор продолжался: о Чапаеве, о чапаевцах.

— Записывать такое нужно. Обязательно записывать. Да тут у вас материала на книгу… на музей…

Потом, посмотрев на собеседника, Фадеев сказал:

— Знаете, у вас талант рассказчика. Почему не выступаете? Стесняетесь?