Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава
Рю
ПИСЬМО ЯМАМОТО КИЁСИ
13 мая 1916 года, Табата
Киёси-сама!
Сегодня меня с новой силой охватила Liebe[205] к Фуми-тян. От этого я испытываю ещё большую грусть. Если бы только, думал я, Фуми-тян знала, что я так люблю её. Если бы только, думал я, мне стало известно, что она об этом знает. Вот одна из причин моей грусти.
Если бы только, думал я, мне было бы известно её отношение ко мне. Если бы только, думал я, мне было бы известно хотя бы и её negative[206] отношение ко мне. В этом тоже одна из причин моей грусти.
Даже среди тех, кто оплакивает свою безответную любовь, нет, я думаю, никого, кто грустил бы, как я, из-за невозможности рассказать о своей любви любимому человеку. Думаю также, что нет никого, кто грустил бы больше, чем я, из-за невозможности получить хотя бы negative ответ на своё признание. Мне грустно.
Надеюсь, ты поймёшь эту мою грусть. Надеюсь, ты знаешь, что лишь ты один способен развеять её. Я целиком полагаюсь на тебя. Мне безмерно грустно.
Пишу об этом тебе одному. Мне неприятно, что обременяю тебя своей просьбой. Я надоедаю тебе своими неприятностями из-за свойственного мне эгоизма, а может быть, из-за эгоизма, который обычно порождает у людей Liebe. Не ругай меня за него.
Я целиком полагаюсь на тебя. Жду, что ты мне скажешь.
Рю
ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ
7 июня 1916 года, Табата
Новелла «Отец» основана на факте – он произвёл на меня, как ты правильно говоришь, огромное впечатление. А то, что я сделал её искусственно moralish[207], то произошло это потому, что здесь повлияли состояние, в котором я находился, когда писал новеллу, да и сами люди, о которых я писал. Мне теперь и самому она кажется гипертрофированно морализаторской. Вторично, думаю, я уже такого не допущу. Если до этой записки ты не получишь шестого номера «Синситё», сразу же сообщи мне открыткой или ещё как-нибудь. Может быть, не отослали по ошибке. (В мае по вине издательства «Токёдо» все получили журналы с опозданием.) Будь здоров.
ПИСЬМО ФУДЗИОКЕ ДЗОРОКУ
16 июня 1916 года, Табата
Ты уже сколько времени отдыхаешь. А у меня последний экзамен пятнадцатого. С месяц пробуду в Токио, а потом уеду куда-нибудь. Куда, пока не решил. Экзамены до сегодняшнего дня сдавал каждый день, но это не было особенно обременительным. Представляешь, мы с тобой станем бакалаврами литературы – странно, правда? Может быть, выберешь время и заедешь?
Акутагава-сэй
ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ
25 июля 1916 года, Табата
Прости, что так задержал ответ. Нас, делающих «Синситё», мало, и поэтому приходится писать свои собственные произведения, без конца улаживая множество журнальных дел. В связи с этим первую половину месяца я бываю страшно занят. Занят и журналом, и своими писаниями, так что до писем просто руки не доходят. Это ведь один и тот же вид деятельности – когда пишешь свою новеллу, одновременно удовлетворяешь, как мне кажется, желание писать письма. Числа до десятого будущего месяца мне придётся пробыть в Токио, поэтому в Оки поехать, думаю, не смогу. Начать с того, что в этом году была масса расходов, ушли почти все деньги. Может быть, даже не удастся выбраться в Мацуэ.
Для следующего номера «Синсёсэцу» работаю над «Бататовой кашей». Уверен, что встретят её плохо. Начал было писать повесть «Разбойники», но понял, что не успею, и бросил. Мне хочется написать о многом. Когда говорят, что нет материала, мне кажется, это неправда. Если не писать постоянно, то и материала никакого не появится. Ждать же, пока он в тебе перебродит, – значит позволить ему прокиснуть. В общем, если писателю нужен материал, ему не остаётся ничего иного, как творить. (…)
Рю
ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ
9 августа 1916 года, Табата
Юдзуру-сама!
Так тебе и надо, говорю я, видя, в каком положении ты оказался, когда тебе докучают плотники и москиты. Читая твою открытку, я невольно расхохотался. Ну что за охота так пространно рассуждать о плотниках и москитах в Этиго.
Я пишу «Бататовую кашу». До сих пор, как мне кажется, всё идёт хорошо, но я пока не перечитывал, так что с уверенностью сказать, что получилось, не могу. Закончил первую часть в двадцать страниц. Думаю, объём будет примерно такой же, как у «Носа». Заявляется к одному моему товарищу Кубоман[208] и говорит: «Пришёл однажды к нам Акутагава и, увидав «Синсёсэцу», заявляет: «Неужели я когда-нибудь смогу написать для этого журнала?», а сейчас и вправду пишет для него, я рад за приятеля». Ещё насмехается.
(…) Акаги в статье «Искоренить порнографическую литературу», опубликованной в «Ёмиури», нападает на Куботу, Ёсии, Нагату Микихико. По его мнению, глупость Гото и Тикамацу столь вопиюща, что их романов он вообще не хочет касаться. Вместе с тем он не отрицает произведений о распутниках вообще, а лишь критикует позицию, того же Нагату, недостаток мастерства, с каким они сделаны. Таким образом, он охватывает значительно более широкую сферу, чем просто порнографическая литература. Поэтому, читая статью Акаги, не поймёшь, следует ли критиковать позицию и недостаток мастерства в тех романах, которые построены на ином материале, чем жизнь распутников. Я считаю, что нужно скорее критиковать ставшую поголовной тенденцию рассказывать малопривлекательные любовные истории, чем грешит нынешняя японская литература. Акаги придерживается, видимо, того же мнения, но в своей статье, как мне представляется, потерял ориентир и поэтому всё ставит с ног на голову: говорит о существовании порнографических романов, построенных якобы на принципах антилюбовных историй. Кроме того, я считаю, что в статье есть и несправедливость: в число порнографических романов не включены произведения Нагаи и Осанаи. Скоро напишу ещё.
Рю
ПИСЬМО ЦУКАМОТО ФУМИКО
25 августа 1916 года, Итиномия
Фуми-тян!
Я всё ещё живу здесь, у моря, читаю, пишу. Пока точно не знаю, когда вернусь домой. Вернувшись, я уже не буду иметь возможности писать тебе, поэтому моё письмо будет длинным. Днём я работаю, купаюсь, это позволяет забыть ненадолго Токио, а по вечерам с такой тоской и любовью думаю о нём. Мне так хочется снова пройтись по его залитым светом, шумным улицам. Но Токио я люблю не только потому, что люблю токийские улицы. Я люблю и тех, кто живёт в Токио. И в такие минуты я часто вспоминаю тебя, Фуми-тян. Уже прошло несколько лет с тех пор, как я сказал твоему брату, что хочу жениться на тебе. (Не знаю, хорошо ли делаю, что пишу об этом в письме.) Причина,
