Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта
Несколько беглых мыслей, навеянных случаем, встречей, минутной вспышкой вдохновения, сохранились в тетрадях поэта от этой эпохи. К числу таких произведений, как известно, принадлежит послание «К калмычке» («Прощай, любезная калмычка…»), о которой Пушкин говорит еще в рукописи своей, что она имела довольно приятный голос и смуглое, темно-румяное лицо. На обратном пути из Арзрума в Тифлис 30 человек линейных казаков, сопровождавших Пушкина и возвращавшихся на родину, встретили казачий полк, шедший им на смену. Приветственные выстрелы из пистолетов загремели с обеих сторон в знак радости, а потом земляки наскоро обменялись новостями, которые внушили Пушкину несколько строчек:
Был и я среди донцов,Гнал и я османов шайку;В память боев и пиров,Я привез домой нагайку.Дома… в тишине.Сохранил я балалайку —С нею рядом, на стенеЯ повешу и нагайку…Что таиться от друзей?Я люблю свою хозяйку:Часто думал я об нейИ берег свою нагайку.
В самом Арзруме 14 июня промелькнула в голове его мысль, не оставившая потом никакого следа:
Критон, роскошный гражданинОчаровательных Афин,Во цвете жизни предавалсяВсем упоеньям бытия…Однажды — слушайте, друзья!Он по Керамику скитался,И вдруг из рощи вековой,Красою девственной блистая,В одежде легкой и простойЯвилась нимфа молодая…
По сю сторону Кавказа он встречает где-то бюст завоевателя и пишет к нему:
Напрасно видишь тут ошибку:Рука искусства навелаНа мрамор этих уст улыбкуИ гнев на хладный лоск чела.Недаром лик сей двуязычен.Таков и был сей властелин:К противочувствиям привыченВ лице и в жизни арлекин.
Все это походит как будто на поэтическую беседу с самим собой, которой вообще Пушкин часто предавался. Подобные стихотворные заметки превращались у него иногда в полные, художественные создания. Кстати уже будет привести здесь и стихотворение, порожденное внезапным звуком военной зори, поразившим поэта:
Зорю бьют… Из рук моихВетхий Данте выпадает;На устах начатый стихНедочитанный затих…Звук далече улетает.Звук привычный, звук живой!Сколь ты часто раздавалсяТам, где тихо развивалсяЯ… давнишнею… порой!..
Глава XIX
«Галуб» и «Путешествие Онегина»
Программа «Галуба». — Посмертные названия, данные его (Пушкина) произведениям издателями. — В «Галубе» первое проявление эпического настроения. — Анализ «Галуба». — О выпущенной странице в «Путешествии в Арзрум», где говорится о значении христианской проповеди для диких племен. — Вторая программа «Галуба». — В декабре 1829 г. начаты первые строфы VIII главы «Онегина», которая заключала в себе странствование Онегина. — Как писался «Онегин». — Пропущенные строфы. — Перечень глав с хронологическими указаниями. — Связь идеи «Демона» с I главой «Онегина» по рукописи. — Неизданные стихи «Мне было грустно, тяжко, больно…». — Отрывок из «Странствований Онегина», помещенный в «Московском вестнике» 1827 г. — Заметка об этой выдержке. — «Онегин» в производительном отношении столько же замечателен, как и в художественном.
По возвращении своем в С.-Петербург Пушкин приступил к новой поэме «Галуб»[142]. Правда, в это время набросал он только программу ее и первый очерк; он принялся снова за поэму после долгого промежутка времени, который с достоверностью определить нельзя, но который полагать можно в 3 или 4 года, да и тогда еще оставил он новое произведение свое без окончания и отделки. Все это объясняется теперь направлением, какое стала принимать творческая способность Пушкина в последние годы его жизни. «Галуб» был первым и еще не совсем ясным проблеском эпического настроения духа, поражающего в Пушкине особенно с 1833 года. Поэма осталась в отрывке, потому что не вполне еще установилось самонаправление автора. Изложение ее программы пояснит наши слова, но скажем наперед, что Кавказ и в это время был поводом к новым соображениям для поэта, как за 9 лет перед тем.
Поэма навеяна историческим горным хребтом, но в этот раз Пушкин взял героя из самой среды племени, населяющего его. Тазит, может быть, одной беглой чертой связывается с европейским миром: поэт вскользь упоминает, что это ребенок, неизвестно где найденный; но затем герой поэмы уже составляет часть того народа, с которым вскоре начинает расходиться в характере и в требованиях нравственной природы. Поэт даже и не описывает, как это случилось, какой цепью мыслей приведен он был к разноречию с своим племенем:
Как знать? Незрима глубь сердец!В мечтаньях отрок своеволен,Как ветер в небе…Но отецУже Тазитом недоволен.
Такое молчание есть замечательная черта силы творческого соображения. Пушкин не останавливается над тайной работой духа, неуловимой, как подземная, скрытая работа природы. Он тотчас переходит к описанию трех дней отсутствия Тазита из отцовского дома и с первых стихов уже вполне выражает в чудной картине неспособность Тазита к так называемым доблестям племени: мщению, жажде корысти и, наконец, отвращение его от всей нравственной основы народного существования единокровных. Сцены между Тазитом и отцом принадлежат к разительнейшим сценам драматического искусства. Отвергнутый отцом, Тазит ищет любви и сватается за дочь одного чеченца. На этом месте отрывок кончается, но уже читатель предвидит неуспех дела: Тазит выступил из принятого круга понятий и войти снова в общую жизнь народа не может. В том виде, в каком дошла до нас поэма, читатель остается в совершенном недоумении, где и какой исток найдет вся эта тревога мощной души, пробужденной к истине, чем и когда может завершиться эта неожиданная драма? Программа отвечает на вопрос и сообщает настоящее слово поэмы, ее истинную мысль: вся драма должна была объясниться и закончиться христианством. Вот как составлена программа у Пушкина:
«Обряд похорон.
Уздень и меньшой сын.
I день (отутствия Тазита). Лань — почта — грузинские купцы.
II день. Орел — казак.
III день. Отец его гонит».
По обыкновению, Пушкин в точности следует своей программе, изменив только некоторые события в днях отсутствия Тазита из отцовского дома, что читатель легко заметит, но затем уже программа говорит:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});