Галина Гудкова - Будут жить !

Почти неделю оставались мы в районе Островерховки. Трещали дрова под бочками-"жарокамерами", поднимался дымок над баньками, выстраивались солдатские очереди к парикмахерам-самоучкам.

Стало поступать пополнение. Среди новичков - девушки: санинструкторы, санитарки, радистки, телефонистки. В артполк тоже дали телефонисток: к Савченко, в 1-й дивизион, пришли сразу две: невысокая, скорая на ногу, улыбчивая, темноволосая Прасковья Кулешова и высокая, медлительная, светловолосая несмеяна - Ефросинья Назаренко.

И той и другой нет девятнадцати, обе смотрят на мир широко открытыми, опасливо-удивленными глазами, робеют в непривычной обстановке, жмутся к военфельдшеру Рите Максимюковой. Та и сама-то по годам недалеко от них ушла - двадцать один ей, но за Ритой дымятся развалины Сталинграда, за Ритой кровоточат берега Северского Донца, она обладает правом старшего: опекать, учить и проявлять снисхождение.

Получила пополнение и минометная рота дивизии. Вместе с другими бойцами прибыл в нее старшина Гончар. Упоминаю об этом потому, что неделю спустя дивизионная газета напечатала его стихи, а потом имя и фамилия старшины стали появляться на страницах "дивизионки" все чаще.

Читали произведения новичка с удовольствием: правдиво писал, образно. Но никому и в голову не приходило, конечно, что мы знакомимся с первыми публикациями будущего видного писателя и политического деятеля, депутата Верховного Совета СССР, лауреата Государственных премий Олеся Гончара. Просто говорили: "Во дает старшина! Знай наших!.."

Войска 7-й гвардейской армии приблизились к Мерефе, крупному железнодорожному узлу, 28 августа. Здесь они столкнулись с резко возросшим сопротивлением врага. Днем 2 сентября пополненная и отдохнувшая 72-я гвардейская стрелковая дивизия вновь вошла в состав 7-й гвардейской армии и заняла исходный для атаки рубеж южнее Мерефы, на восточном берегу реки Лежа. Ранним утром 4 сентября пошли в бой...

Не останавливаюсь подробно на боях за Мерефу: армия сломила сопротивление противника и полностью очистила от него город уже во второй половине того же дня. При этом отличились воины 224-го и 222-го стрелковых полков, а в частности полковые артиллеристы.

От Мерефы войска 7-й армии пробивались вдоль шоссейных и железных дорог на юго-запад. Ближайшая цель - Красноград, за Красноградом Новомосковск, Днепр.

Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки задержать нас. За каждую речушку, за каждую балочку, за каждый хутор разгорались схватки. Дивизионам артполка постоянно приходилось с марша развертываться в боевые порядки, чтобы подсобить стрелковым подразделениям. И снова кровавой запекшейся коркой схватывало сердца людей ожесточение.

Я подошла к одному из самых горьких, самых печальных мест своих воспоминаний. Хватит ли мне слов?

* * *

Есть поблизости от Новой Водолаги хутор Кисловский. С рассвета 9 сентября дивизия начала бой и к полудню захватила этот мощный опорный пункт обороны гитлеровцев. Враг упорно контратаковал: из Нововодолажского леса вышли танки, за ними бежали по кукурузному полю пехотинцы...

Во время одной из атак фашистским автоматчикам удалось пробиться к НП 2-го дивизиона. Пришлось капитану Михайловскому вместе с телефонистками, радистом и Ковышевым браться за автоматы, чтобы уничтожить врагов. В другой раз Михайловский вынужден был отдать приказ командиру 5-й батареи лейтенанту И. А. Виноградову выдвигать орудия на открытые огневые, чтобы отразить атаку 15 танков.

Подбив в общей сложности пять танков, батарея атаку отразила, но потери, конечно, понесла. В числе погибших оказался командир огневого взвода гвардии младший лейтенант Анатолий Костин.

...Выпускник Тбилисского артиллерийского училища, Толя прибыл в артполк после Сталинграда, боевое крещение получил на Северском Донце, зарекомендовал себя исполнительным, смелым офицером. Совсем еще молоденький, смуглый, с живыми черными глазами, он походил на веселого цыганенка.

В разгар боя у хутора Кисловского Толя увидел, что расчет одного орудия уничтожен. Вместе с гвардии сержантом Г. С. Кудрявцевым бросился он к замолчавшему орудию. И понеслись в сторону танков снаряд за снарядом. Есть попадание! Еще одно!

Разорвавшийся рядом снаряд бросил младшего лейтенанта на землю: ранение в грудь и контузия. Но, очнувшись и получив помощь санинструктора, Костин поднялся и еще два часа оставался на огневой, продолжая командовать. А после боя увидели - младший лейтенант упал, лежит неподвижно, изо рта течет пенистая кровь.

- Отвоевался ваш командир, - сказала санинструктор бойцам батареи. Вряд ли до медсанбата дотянет!

Костина, конечно, отправили в тыл, но было ясно, что человек не выживет...

А 10 сентября, находясь в 3-м дивизионе капитана Тимченко, я вдруг услышала, что меня зовут. Взволнованный Тимченко произнес только два слова:

- Савченко!.. Скорей!!!

Мы с Таней Коневой бежали на наблюдательный пункт 1-го дивизиона, не разбирая дороги, не думая об опасности для нас самих.

Сначала увидели Риту Максимюкову, сидящую на земле в окружении нескольких солдат и офицеров. Раздвинула людей. Рита даже головы не подняла, только приложила к глазам комок марли, и я впервые услышала, как всхлипывает военфельдшер. Перед Ритой лежало тело Николая Ивановича Савченко. Чуть поодаль, поддерживаемая бойцом, сидела с закрытыми глазами, дергая головой и плечами, телефонистка Назаренко...

Один из разведчиков, ефрейтор В. И. Гуляев, рассказал: Николай Иванович с телефонистками и разведчиками побежал в разгар боя на передовой НП. В ожидании нашей атаки фашисты нервничали, вели шквальный орудийно-минометный огонь. Савченко бросился в неглубокий окопчик, телефонистки нырнули в соседний, разведчики - в окоп подальше. И вдруг взрыв! Снаряд угодил точно в окоп телефонисток.

Разведчики - еще дым не развеялся - бросились к командиру. Савченко сидел в углу осыпавшегося окопа целый и, казалось, невредимый. Только голову опустил на грудь, словно заснул. А из носу - темно-красные струйки. Поблизости - останки Прасковьи Кулешовой и тяжело контуженная, не узнающая людей Ефросинья Назаренко.

Я опустилась на колени, пытаясь нащупать у Савченко пульс. На что надеялась? На чудо? Нет, не верила я в чудеса: просто не могла смириться с очевидным, принять непринимаемое. Вот так и Николай Иванович не мог принять гибель Архангельского...

- Товарищ гвардии капитан... Товарищ гвардии капитан... - всхлипывая, причитала Рита.

А мне увиделось: сталинградская степь, шары перекати-поля, фашистские листовки, маскировочные сети, окликающий меня из окопа улыбчивый крепыш лейтенант с биноклем на груди. Он еще сказал тогда: "Своих не узнаете? Защищай вас после этого!"