Галина Гудкова - Будут жить !

- Понял! Видим! - прокричал в ответ Володкин. - Понял!

Вскоре с левого берега на помощь продолжавшим драться с гитлеровцами солдатам приплыло подкрепление. "Беглецов", разумеется, тоже вернули. Не меньше часа длилась неразбериха на узкой полоске правобережья, куда прорвались фашисты. Потом уцелевшие вражеские автоматчики отошли.

На следующий день, 3 августа, опять же к вечеру, - новое испытание для медпункта. Вклинившись в оборону дивизии на стыке между 222-м и 224-м стрелковыми полками, противник при поддержке танков сумел прорваться в тыл 224-го и окружить часть его подразделений.

Гвардейцы бесстрашно сражались и в окружении, отбив пять яростных атак. К нам стали приносить тяжелораненых из ближнего 222-го полка. Мы как раз оказывали им помощь, когда рядом затрещали вражеские автоматы.

Выглядываю из траншеи. Десятка два фашистских автоматчиков бегут к медпункту со стороны кустов, торчащих щеточкой юго-западнее. Только что через эти кусты пронесли раненых! До автоматчиков - метров семьдесят-восемьдесят, не больше.

- Фашисты!

За оружие взялись все, кто мог держать его. Мы с Таней и Широких схватили автоматы, которыми обзавелись по совету подполковника Попова. Упал один гитлеровец, второй, третий... Враги залегли. Поднялся еще один и тоже упал...

Фашистские пули выбивали столбики пыли буквально перед стволом автомата. Но это воспринималось как нечто несущественное. Существенным было только желание уничтожить врага. У-ни-что-жить!

Не знаю, догадывались ли гитлеровцы, что перед ними лишь горстка раненых и три медицинских работника, из которых двое - женщины? Думаю, догадывались, или просто могли видеть, что к нашей траншее носят раненых, что помогаем им мы с Таней. Во всяком случае, на отпор фашисты явно не рассчитывали. А получив его, отползли к кустам и исчезли, бросив убитых.

У Тани блестели глаза, пылали щеки:

- А что? Здорово мы их, товарищ гвардии капитан? В другой раз не полезут!

* * *

Утром 3 августа, на десятый день боев за плацдарм, до "огненного пятачка" донеслась канонада со стороны Белгорода, не умолкавшая до ночи. От плацдарма до Белгорода - сорок километров, на таком расстоянии гул обычной артподготовки еле слышен. А казалось, орудия бьют километрах в десяти...

Вскоре на командные пункты полков, оттуда - в батальоны, роты и взводы, в батареи пошло сообщение: началось наступление войск правого крыла Степного фронта и одновременно на Белгород наступают войска Воронежского фронта. Часа через три-четыре - новое известие: оборона гитлеровцев под Белгородом прорвана, на участках прорыва в бой введены наши танковые армии, наступление развивается успешно!

На плацдарме шел бой, времени для ликования не было, но сознание, что враг получил сокрушительный удар, что снова разгромлен и разгром совершен с твоим участием, придавало каждому бойцу новые силы.

* * *

В тот день все фашистские атаки захлебывались на подступах к переднему краю дивизии и прекратились задолго до темноты.

Глава двадцать четвертая. 72-я гвардейская Красноградская...

Рядовые участники великих событий видят, увы, не общую их панораму, а лишь отдельные эпизоды: я уже говорила об этом.

Утром 5 августа, около шести часов, оборвалась канонада в стороне Белгорода. Спустя некоторое время с берега примчалась Таня:

- Разведчиков Михайловского видела! Белгород взят!

Из торопливого рассказа я уловила главное: командование ожидает, что противник начнет повсеместный отвод войск, поэтому приказано усилить наблюдение и не позволить врагу организованно отойти на новые рубежи.

Солнце поднималось выше и выше, а фашистская авиация не появлялась. За утро гитлеровцы предприняли одну атаку, отбитую с большими для них потерями. Среди бела дня потянулись к переправам пополнения в стрелковые полки...

Под вечер враг начал мощную артподготовку. Почти полтора часа бушевал огонь артиллерии и минометов. Наши окопы, переправы, левобережную пойму снова окутало дымом и пылью. Но в тишину, распахнувшуюся после артналета, не врезались ни треск "шмайссеров", ни выстрелы вражеских танков и самоходок: враг в атаку не пошел.

Зато спустя каких-нибудь полчаса по всему переднему краю покатилось дружное "ура!": получив донесение разведчиков, что враг отходит, командиры полков подняли батальоны в атаку.

Оставаясь на медпункте, мы слышали, что изредка, то на правом, то на левом флангах, вспыхивают перестрелки, что фашистские минометы нет-нет да и огрызаются. Но минометный огонь противника прекращался очень быстро, а звуки автоматных очередей и пулеметной стрельбы отдалялись. И еще не совсем стемнело, когда начали переправляться на правый берег Северского Донца наши гаубичные батареи, танки, медицинские пункты стрелковых полков, тылы...

Переправился и пункт артполка. Кязумов передал приказ о ликвидации передового медпункта дивизии.

- Вот и обошлось, - улыбался Кязумов. - А то ведь вас уже два раза хоронили! Первый раз сказали - прямое попадание бомбы, второй - что автоматчики просочились... А новость слышали?

- Какую?

- Всех, кто сражался на плацдарме, представить к орденам.

Мимо нас шагали в темноте люди. Где-то поблизости ревел, втаскивая на гору гаубицу, мощный тягач. Скрипели колёса повозок. Осветительные ракеты и желто-красные пунктиры трассирующих пуль всплывали далеко за меловыми холмами. Даже не верилось, что на здешней земле может быть так спокойно и тихо!

* * *

...А в это самое время за сотни километров от Северского Донца, в Москве, гулко ухали орудия, и расцвечивали летнее небо фейерверки первого за Отечественную войну салюта в честь доблестных советских войск: столица, Родина салютовали освободителям Орла и Белгорода.

За восемь суток - с 5 по 13 августа - дивизия, сбивая заслоны врага, срывая попытки фашистов контратаковать, прошла от Северского Донца до предместий Харькова. Двигались мы быстро и потери несли минимальные. Но среди раненых и убитых оказались хорошо знакомые люди. И легла на сердце новая тяжесть.

...В кратковременном бою 8 августа на огневой .позиции 5-й батареи осколком вражеского снаряда был убит наповал военфельдшер 2-го дивизиона гвардии лейтенант Мелентьев. Убит, как большинство медиков, находившихся в строевых частях, при перевязке раненого.

Мало я знала Мелентьева. Никогда не говорила с ним о его семье, ничего не слышала про его склонности и увлечения, симпатии и антипатии. Мне достаточно было, что лейтенант делает свое дело, четко выполняет указания, что на него можно положиться.

А тут вдруг вспомнилось: Мелентьев бывал задумчив, нередко сиживал в одиночестве, любуясь то открывшейся далью, то просто букашкой, ползущей по срезу пня. И подумалось: вместе с гвардии лейтенантом осколок убил целый мир, который теперь так и останется неизвестным мне...