Бастер Киттон - Мой удивительный мир фарса

— Хорошо, — ответил я, — но скажи наконец полицейскому чиновнику, чтобы он разрешил мне забрать детей и гувернантку в отель. Ты можешь заверить его, что я не собираюсь покинуть Соединённые Штаты, не дав ему знать.

На следующий день мы вернулись домой и застали мою жену по-прежнему в панике. Это по-настоящему взбесило меня. Что с ней происходит? Чего она от меня хочет? Почему она испортила наш уикенд и устроила все эти смехотворные неприятности? История даже попала в газеты, и меня обвинили в попытке увезти мальчиков в Мексику без её разрешения. Я начал пить и продолжал пить весь день и часть следующего. За всё это время я не услышал ни слова от моей жены.

В понедельник поздно вечером я отправился на студию. Я был полон виски больше чем наполовину и, чуть что, мог взорваться от негодования. Возле кастинг-офиса[62] сидела статистка. Она сказала, что недавно закончила работу. Я не знал её, никогда не встречал раньше, не видел потом и даже теперь не знаю её имени. Я даже не могу сказать, была она блондинкой, брюнеткой или рыжей.

— У тебя сегодня свидание? — спросил я.

— Нет.

— Хочешь пойти со мной?

— Да.

Я отвёз её к себе домой и провёл прямо к огромному гардеробу в комнате миссис Китон. В нём моя жена держала 150 пар туфель, большую часть которых ни разу не надела со дня покупки. Ещё там были три меховых манто и десятки пиджаков, костюмов, платьев для коктейлей и вечерних туалетов.

— Бери всё, что захочешь, — сказал я смущённой маленькой статистке. Так как она колебалась, я начал спрашивать: — Тебе это нравится? — При этом сдёргивал с вешалки охапки вещей и бросал их на пол. Или:

— А как тебе вот это? — И вещей на полу становилось всё больше.

Даже сквозь алкогольный туман я видел, что девушка старалась всего лишь потакать мне, хотя вещи ей нравились. Думаю, она понимала, что позже придётся их вернуть. Однако через некоторое время она тоже начала срывать их с вешалки, возможно, чтобы успокоить меня. Но мне казалось, что куча одежды на полу растёт недостаточно быстро, и я хватал всё новые и новые охапки платьев, белья, чулок и, наконец, норковое манто. Когда гора вещей выросла настолько, чтобы меня удовлетворить, статистка сказала, что не знает, куда их взять.

— Не думай об этом, дорогая, — заявил я, — у меня есть решение: мы с тобой отправляемся в море.

Я позвонил шкиперу моей яхты и велел ему всё подготовить для путешествия, возможно, к берегам Старой Мексики или же только до Каталины:

— Возьмите горючее и провизию на борт, и полный вперёд.

Мы поднялись на борт в одиннадцать.

— Ладно, шкипер, мы готовы плыть?

— Я не могу вести яхту, сэр, — ответил он, — без разрешения владельца.

— Никаких проблем, я даю вам разрешение отплывать.

— Вы, кажется, не понимаете, сэр.

— Нет, не понимаю.

— Миссис Китон — владелица судна, и она дала мне строгое указание отплывать только с её разрешения.

На какое-то время я даже задохнулся, а потом вспомнил, что, покупая страховку для судна, послушался одного дурацкого совета. Тот человек сказал, что если я зарегистрирую яхту на имя жены, то смогу сэкономить двадцать процентов страховой премии. Он добавил, что страховщики считают актёров ненадёжными типами. Почему их жёны считаются лучше, он не объяснил. Так что фактически корабль принадлежал не мне, а моей жене.

Я спорил с капитаном, хныкал, пытался его подкупить — но всё напрасно. Он оставался таким же решительным и непоколебимым, как юнга на горящей палубе.

Обескураженный, я поплёлся к яхте Роланда Уэста, стоявшей на якоре рядом с нашей. Уэст, знаменитый сценарист и режиссёр, жил на своей яхте. Он достал бутылку виски, и я обсудил с ним кризис.

— Шкипер прав, — сказал он.

— Могу я уволить шкипера и нанять кого-нибудь, кто знает не так много? — В тот момент я почти терял сознание.

Уэст объяснил, что нужно заполнить множество разных бумаг, прежде чем разрешат выйти из порта на таком большом судне.

— Ладно, — сказал я, немного успокоившись. — Если яхта мне не принадлежит, то как по-твоему, могу я хотя бы заночевать па ней? — Мы снова пошли на яхту совещаться с капитаном, у которого не было возражений.

Подняв на борт все вещи, взятые из гардероба жены, мы с девушкой пошли спать в каюту. Именно спать. Больше ничего не было.

Должно быть, кто-то, не принимавший мои дела близко к сердцу, позвонил моей жене и сообщил о пьяных приключениях этого вечера, потому что в два часа ночи она появилась в доке в сопровождении сестры, двух частных детективов и важного государственного служащего. Один из детективов поднялся на борт с женой и её сестрой. Другой сыщик остался в доке вместе с чиновником, чьего намерения участвовать в карательном рейде я так и не понял. Ещё хорошо, что он не отважился показаться на яхте: много раз он гостил у нас дома, и я считал его другом. Пьяный или трезвый, я бы выкинул его за борт, если бы он только ступил на палубу. Я всё ещё был огорчён подлой ролью, которую он сыграл в Сан-Диего, и его участие в рейде моей жены стало для меня последним ударом.

Две леди и детектив, установив факты, на которых может основываться обвинение в измене, занимались подбиранием вещей, вывезенных нами из дома.

— Мой адвокат позвонит тебе утром, — сказала жена, и больше я от неё ничего не услышал. Уверен, ей было очень больно, и это единственное объяснение её дальнейших действий.

Адвокат, позвонивший мне на следующее утро, был одним из лучших в своём деле. Он начал бракоразводный процесс 25 июля 1932 года.

В Калифорнии есть закон о совместном владении имуществом, но я отказался нанять адвоката для защиты своих прав. Это никак нельзя назвать ловким ходом, я просто был слишком потрясён, чтобы хоть как-то сопротивляться.

Адвокат отсудил для миссис Китон практически всё, что у меня было. В список входили: наш дом за 300 тысяч в Беверли-Хиллз, две из трёх машин, примерно на 30 тысяч другой моей собственности, 12 тысяч наличными с моего банковского счёта, стоимость услуг этого адвоката, права на детей и 300 долларов в неделю на их содержание плюс 80 тысяч в страховых полисах на мою жизнь.

Говорю, я был слишком тяжело ранен и потрясён, чтобы бороться. Раз вся моя семейная жизнь была уничтожена так несправедливо, я сказал себе: «Чёрт с ними, с деньгами и остальным, позволь ей забрать всё, что она хочет». Мне, правда, никогда не приходило в голову, что вопреки своему желанию я могу перестать зарабатывать большие деньги.

После 8 августа, когда моя жена добилась постановления о разводе, у меня почти ничего не осталось, кроме одежды и третьей машины. Мне даже негде было жить.