Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

«Я была мертвой…»

Я была мертвой,Но с землей не срослась.Я двигалась, двигаласьИ скользила незримо.Я была мертвой,Но по улице шла,И мчались по мнеАвтобусы и трамваи.Но не было слышноПронзительного крика«Скорой помощи»,Но не былоСтоглазой толпы зевак.

Я вошла в дом,И со мной говорила соседка,И глаза ееНе округлялись от ужаса —Она не знала, что я мертва.А я улыбалась,Я притворялась живой.И никто не знал, что я мертва.Это знал только ты,Мой единственный,Самый лучший на свете,Ты,Которого я искала всю жизнь.Но, может быть,Ты просто забыл меня?Мертвых забывают быстро.

«Не ищите могил забытых…»

Не ищите могил забытых —Мертвым не нужно забот,Нежных слов на мраморных плитах,Подпирающих небосвод.Ищите забытых людей,Они спрятаны на виду —В магазинах, среди площадей,В толпе, в городском саду.Каждый из них горд,Им не нужно памятных плит,Но обыщите город,Найдите тех, кто забыт.Ищите, ищите, ищитеДо конца своих дней,Улыбкой их воскресите,Чтоб не стало забытых людей!Понапрасну не тратьте сил —Не ищите забытых могил.

«Я иду по фойе, как по вечности…»

Я иду по фойе, как по вечности.Огни погашены.Спектакль окончен.Актеры освистаны.Все овации достались статистам.Я иду по фойе театра,Где погашены все огни.Но должна быть где-то дверьС пятью красными огоньками —«Выход».Я иду долгие годы,Я ищу в темноте дверьС надписью «Выход».А за ней —Ворвется мне в легкиеЗеленая свежесть парков,Я пройду под дождем света,Света уличных фонарей,Света звезд.Будут и звезды.Я могла бы отсюда выбратьсяНа метле, сквозь дымоход,Потому что я ведьма,Потому что мне ведомоТо, что неведомо многим,Потому что я вижуТо, что не видят другие,Потому что мне больноТо, что не больно другим.Но звезды для ведьмы —Это только черные дырыВ еще более черном небе.

Я иду по фойе, как по вечности.Я нашла эту дверь.Я прочла эти красные буквы:«Выход».И вышла.Ледяная тьма обступила меня.Больше нет и не будет двериС превосходной надписью —«Выход».

Монта Крома

(р. 1919 г.)

«Есть такие автобусы…»

Есть такие автобусы,У которых широкие, синие окна,Будто солнечный деньПостоянно стоит на дворе.А с подножки сойдешь —Под ногами осенняя слякоть.

Я – автобус.Войди в него.Окна мои темно-сини,В них бушует гроза,В них бушует такая гроза,Что в простуженном воздухеЯвственно пахнет озоном.Но выходишь,И я в твоих круглых глазахВижу недоумение,Горечь:Обычное серое небо.

Ты вернулся в автобусЗатем,Чтоб меня упрекнуть.Но во все мои окнаЯ желтый восход застеклила.Желтый, словно пустыня.Горячий, пустой, как пустыня.ЭтоКожей почувствуй,Ему подымаясь навстречу.Но выходишь.И гнев тебе комкает губы:Всюду серое небо.Обычное серое небо.

Нет, меня ты не бьешь.Но пощечину я ощущаю,На плечах, на спинеКулаков расходившихся тяжесть…Я сгибаюсь,Пытаясь себя защитить.Так меня бы твой предок,Твой честный, обиженный предокИзбивал быПятнадцать столетий назад.

Нет, меня ты не бьешь.Ты ни в чем меняНе упрекаешь.Но спешишь отвернуться,Как будто плохой человекСлишком близко стоит.…Но в широких, изменчивых окнахВсех цветов сумасшествие,Счастье нежданных контрастов,Будто мир на двореНеобычно тревожен и сложен.Мир,Который понравиться может не всем.

Смотришь.Медленно так расправляются плечи.Плечи не понимаютПока:Это – силаИль это – бессилье,Многоцветные окна мои?

Расправляются плечи,Чтобы тяжесть нести,Или с чем-то бороться,Или окна разбить,ИлиЭто обычное серое небо?!

Это все не игра.Это жизнь.В этой жизни мы двое.Неделимы.

Осенний город

Я сегодня рисую город.Я рисую осенний город…А получается только контурКонтур моего человека…Я хочу зачеркнуть рисунок —Он все тот же:Осенний город.Он исчерканВетвями черными.А весною мне было легче,А весною я рисовалаОдно плечо,На которое я могла опереться.Летом город полон движеньем.Трудно нарисовать движенье.Рисовала я отпечаток,Рисовала я след ладониНа скамейке, где сидел заочник.Осень.Больше я не рисую —Я иду сквозь осенний город,Я иду сквозь любимый контур,Сквозь него троллейбусами еду.Целый деньЯ все иду и еду:Я ищу в исчерченном ветвямиКонтуреЖивого человека,Лишь одно весеннее плечо,На которое смогу я опереться…

Дикарка

Научи меня, дикарка,Научи меня, дикарка,Самая дикая на земле!Научи меня, дикарка,Научи меня, дикарка, —Я люблю.

Я надела ожерелья,Я пятнадцать ожерелий надеваю —Я люблю.Я продела в уши серьги,Я продела в уши серьги,Сто серег в левое,Сто серег в правое, —Я люблю.

Сделала татуировку,Синюю татуировкуВо весь лоб.Я хочу быть самой яркой,Я хочу быть самой странной —Я люблю.

Научи меня, дикарка,Научи меня, дикарка,Самая дикая на земле!Научи меня, дикарка,Научи меня, дикарка, —Я люблю.

Из казахской поэзии

(перевод с казахского)

Сакен Сейфуллин

(1894–1939)

Разлученные лебеди

Поэма

Есть сказочные уголки,В лесной одетые убор.Там, в глубине моей Арки,Есть озеро средь синих гор.

И так светла его вода,Что камешки видны на дне,А берега его всегдаВ туманной легкой пелене.

И нежных водорослей сеть —Узором в глубине волны…Стоять бы здесь и все смотретьНа озеро со стороны.

Безмолвьем дышат берега,Здесь нет огней и нет людей,Сквозь заросли лишь тростникаБелеют шеи лебедей.

Свободы баловни, ониБелее, чем вершины гор;Всегда вдвоем, всегда одни, —Не отвести от них мне взор.

С утра до самой темнотыЗдесь не смолкает птичий гам…Они величье красотыДают безмолвным берегам.

И, если я в степи бывалБез провожатых, без друзей,Я шел всегда к безмолвью скал,К призывным песням лебедей.

На мягком лежа берегу,Я утопал в траве по грудь;Здесь не бывать я не могу —Прохлады светлой не вдохнуть,

Вдали от городов пожитьНемудрой жизнью степняка, —Меня всегда могла манитьИ зачаровывать Арка.

Раз я у озера бродилИ вслушивался в каждый звук…И будто заново открылЕго звучанья тайну вдруг.

Увидев в озере себя,Ныряли птицы в глубь волны,Рачишку в клюве теребя,Являлись вдруг из глубины.

Вот пигалица там, вдали,Привычно хнычет в камышах,Касаясь крыльями землиИ кувыркаясь в облаках.

Клекочет чайка, червякаХватая цепко, как палач.И слышится издалекаТо хохот, то как будто плач.

Гогочет гулко гусь-урод,В какой-то кается вине,И юрких уток хороводСкользит по мраморной волне.

Но этот гомон, плач и крикНе дорог памяти моей,И сердце хочет хоть на мигУслышать песни лебедей.

Я ждал. Я слушал. Я смотрел.Но глазу жадному видныЛишь зелень камышовых стрелДа рябь нетронутой волны.

Но вдруг совсем вблизи возникНесмелый лепет, песни зов.И вот плывет один из них —Мой белый лебедь. Он готов

Лететь и петь, любить и ждать,Принять и счастье и позор.Он ждет любимую опять,Над гладью крылья распростер.

Но слышится издалекаТа песня, что всего сильней,И лебедь, вздрогнувши слегка,Уже летит, стремится к ней,

Я знал, что каждый этот звук,На землю чуткую упав,Цветком на ней родится вдруг,Не только слышным – зримым став.

Пускай разлука коротка,Всегда желанна радость встреч…Крыло, как будто бы рука,Касается любимых плеч.

Вот рядом лебеди плывутСквозь птичий гам, и стон, и визгИ вдруг волну крылом порвутНа сотни бирюзовых брызг.

Лишь в зеркало воды взглянут —Вода становится светла;Одним движением смахнутВсе брызги с белого крыла,

И тонких водорослей сетьОни своим движеньем рвут,Не уставая плыть и петь;Они вдвоем поют, плывут,

Вдыхают нежный аромат,Порвав невиданный узор,Вдоль мягких берегов скользятВ прозрачный утренний простор.

Камыш касается лица,Но я не двигаюсь, стою.Они ведь ищут без конца,Как выразить любовь свою.

…Но почему же, почемуВ тиши такой, в любви такойОна глядит в глаза емуС необъяснимою тоской?

Что так негаданно моглоЕе глаза подернуть мглой,Что звонкий звук заволоклоГлухого горя пеленой?

Вот лебедь крылья распростерИ, набирая высоту,Покинул нежных волн простор,Летит и плачет на лету.

Печальны взмахи крыльев-рук,А крик подруги – словно стон…Еще один прощальный круг —И вот вдали растаял он.

Всегда разлука тяжелаИ долгой кажется всегда;Хозяйкой в сердце к ним вошлаНеотвратимая беда.

Вдруг вспыхнул шорох и погас,Прошелестел и замер он,И берег для ушей и глазБезмолвьем вновь заворожен.

Но лебедю неведом страх,Он головы не повернулНа этот шорох в камышах,Который мелких птиц вспугнул.

Но миг – и в камышах сверкнулРужья жестокий холодок,Огонь цветы перечеркнул,Расцвел в сиреневый дымок.

И выстрел, словно гром в грозу,Над водной гладью прозвучалИ первобытную красуРазвеял, подавил и смял.

И, дрогнув, ахнула волна,И ахнул, пораженный в грудь,Несчастный лебедь. Тишина.Не в силах он крылом взмахнуть.

Был браконьер невозмутим,Укрытый в камышовой мгле,И лебедь всем теплом своимВ последний раз прильнул к земле.

Он вытянулся, будто спит…Убийца, встав из камыша,Прикончить лебедя спешитХолодным лезвием ножа.

Насквозь прошила пуля грудь,Оставив теплый, вязкий след,А лебедь тянется взглянутьВ последний раз на яркий свет.

А белогривые валыВсе бились у прибрежных скал,И вал, разбившись у скалы,Грозя, убийцу проклинал.

И вот, прошлепав по воде,Вновь браконьер ножом сверкнул,И вот, глухой к чужой беде,Он крылья лебедю свернул.

Убийца ловок, точен, скор,Он зубы скалит, как шакал.К любви подкравшийся, как вор,Убив – он гордо зашагал.

Но вдруг, покинув вышину,Поспешно крыльями шурша,Друг грудью врезался в волнуВблизи густого камыша.

Почуял, что беда стряслась, —И жизнь ему недорога,Когда любовь столкнула в грязьРука коварного врага.

И лебедь не лететь не мог:Он облака крылом обвилИ рухнул вдруг у самых ногУбийцы счастья и любви.

«Убей меня, я смерть приму,Мне больше не сужден полет…»И, близко подойдя к нему,Проклятье громко лебедь шлет,

Рыдая, бьет крылом волну,Убийце преграждает путь, —Не рвется больше в вышину,А дулу подставляет грудь.

Но браконьер, убив одну,Другого не посмел убить,Хотел смягчить свою вину,Любовь оставив в мире жить.

Вот крылья снова воздух мнут,Но, места не найдя и там,Вдруг опускаются, плывутЗа браконьером по пятам,

Трепещут по траве густойИ вдруг застонут, прозвеня:«О, я молю тебя, постой,Убей меня, убей меня!»

Вокруг убийцы все кружась,Летел, бежал, не отставал,То вдруг смотрел, остановясь,Просить врага не уставал.

А браконьер от пота взмок,Шел без оглядки все вперед,Но снять ружье, взвести курокУбийца силы не найдет.

И лебедь снова ввысь взлетал,Как стон – могучих крыльев взмах,И вновь к земле он припадалС тоской предсмертною в глазах.

К земле прижав крутую грудь,Он крыльями траву хлестал,И, чтобы воздуха глотнуть,Он снова высоко взлетал.

Обходит смерть таких, как ты,Глядит на них со стороны,Когда и солнце, и цветы,И боль, и счастье не нужны.

Жестоким горем потрясен,Живой, трепещущий слегка,Вновь напрягает крылья онИ вновь летит под облака.

«Не расставаться никогда, —Клекочет клятвенный обет, —Пусть не почувствует водаРазлуки одинокий след».

Все выше, выше крыльев свист,Все дальше, дальше зелень трав…И, крылья сжав, он прянул вниз,Со свистом воздух разорвав.

Неудержимый, смят в комок,Стук сердца крыльями обвив,Разбился он у самых ногУбийцы счастья и любви.

И вот все замерло кругом,Кровь розовеет на груди,В последний раз взмахнув крылом,Любимой он шепнул: «Прости…»

Упал он наземь, весь в крови,Он оживет в легендах вновь.Нежнее в мире нет любви,Чем лебединая любовь.

Из азербайджанской поэзии