Виктория Колобова - Григорий Явлинский

В октябре 1993 года наша страна была доведена до братоубийства. Спустя два года Генеральная прокуратура заявляет — в смерти наших сограждан были виноваты обе враждующие стороны. Мы согласны с этим. И все же считаем, что в этой трагедии виноват прежде всего тот, кто был сильнее.

На совести исполнительной власти намеренное придание парламенту образа врага, с которым может быть только один разговор — с позиции силы. На совести Президента отказ от политического диалога с парламентом.

Экономические реформы начались «под ответственность» президента Ельцина, который получил чрезвычайные полномочия и взял под свое покровительство деятельность команды Гайдара. Конфликт Президента с представительными органами власти был предрешен: в реформах 1992–1993 гг. осуществлялась попытка привести россиян к неосознанному ими «светлому будущему». При этом исполнительная власть за полтора года не сделала даже попытки разговора с гражданами о тяготах их жизни, не выказала сочувствия им или намека на понимание их бед. В пику «шоковому терапевту» — Президенту, парламент выбрал маску «реаниматора».

Мы считаем, что власть должна разговаривать с людьми, объяснять им свои планы и действия, признаваться в собственных ошибках. Вместо этого тех, кто пробовал критиковать проводимую политику, вносили в «черный список» антиреформаторов.

Конечно, много усилий в разжигание октябрьского конфликта было приложено и Верховным Советом-Более того, защитники Конституции позволили собраться вокруг себя экстремистским силам и откровенным уголовникам…

Правдивый анализ и оценку произошедшего могла бы дать парламентская комиссия по расследованию событий осени 1993 года. Ее создание было одним из предвыборных обещаний «ЯБЛока». Мы: и граждане, и политики должны были понять, как началось и развивалось противостояние, как и почему оно вошло в критическую фазу, что делать, чтобы история никогда больше не пошла подобным путем.

Парламентская комиссия по расследованию событий октября 1993 года была создана Государственной думой в самом начале ее работы. Но затем те, кто аплодировал действиям президента, «выменяли» у непримиримой оппозиции амнистию на забвение того, что пережила Россия в 1993 году [141].

Под расстрел Белого дома верноподданные идеологи подвели свою платформу. Вслед за «идеологами» многие люди с осуждением отнеслись к «номенклатурным реваншистам» из Белого дома и радовались новым «победам» Ельцина. Правда, были отдельные горестно изумленные выкрики людей, которые так же, как и Явлинский, искренне служили демократии. «Указ № 1400 неконституционен», — говорил впоследствии А. Казанник. «Демократия в опасности», — шептало эхо. «Зачем нужен парламент, который ничего не решает?» — удивлялись люди. Журнал «Социально-политические исследования», ни на что не намекая, цитировал Гитлера: — Ни в палатах, ни в сенате никогда не будет никаких голосований… Будут только работающие учреждения, но не голосующие машины. Каждый член учреждения имеет только совещательный голос, но не решающий. Решает только соответствующий председатель, несущий и ответственность[142].

Вообще-то радоваться новой «победе» президента было трудновато. Для этого надо было хорошенько заткнуть уши, чтобы не слышать плач осиротевших и овдовевших. Руцкой, Хасбулатов, Ачалов, Макашов, Баранников, Дунаев и другие отправились в Лефортово. Им дали камеры на двоих с унитазами и умывальниками. Такое «уютное» уединение, наверное, способствовало самоуглубленному сосредоточению и размышлениям о пережитом. По мнению Г. А. Явлинского, не в меньшей степени была виновата и другая сторона конфликта. «Другая сторона» жила в более уютных апартаментах. Белый дом зализывал раны. Депутаты с ярлыком, приклеенным президентом, — красно-коричневые — навсегда сошли с политической сцены. Конституция, принятию которой два года противились депутаты, была принята. Но принятие проходило несколько странно. Конституционное совещание не было уполномочено избирателями принять Конституцию ни прямо, ни через своих представителей. И говорить, что Конституция была ими принята или ратифицирована, нельзя. Отсюда и очень осторожные слова Ельцина: «Некоторые участники пожелали оставить на память свои подписи под Конституцией. Надо им дать возможность это сделать»[143]. По этой Конституции Б. Ельцин получал еще больше прав, чем имел в свое время Сталин.

В новой Конституции уже не было ничего, что бы могло спровоцировать повторение двоевластия. Нет уже должности вице-президента, которую занимал А. Руцкой. Судебная власть поставлена в зависимость от президента: он представлял парламенту высшие судейские лица. Защитился Борис Николаевич и от опасности импичмента, поделив эту процедуру между Конституционным Судом и высшим судейским присутствием. Тогда же была заложена и процедура назначения премьер-министра, создавшая весьма двусмысленное положение в апреле 1998 года в связи с назначением С. Кириенко. Впервые текст этой Конституции был опубликован 10 ноября 1993 года в «Российской газете», а референдум назначался на 12 декабря. «Проект Конституции, внесенный президентом, если он будет одобрен на референдуме 12 декабря, — рассуждал Григорий Алексеевич, — нельзя рассматривать иначе, чем временный конституционный акт»[144]. Проект был принят: ощущение временности, неустойчивости происходящего стало нормой жизни.

Г. А. Явлинский занялся предвыборной кампанией. Для начала он сжег мосты, соединявшие его с ПНР. Часть ПНР влилась в ПРЕС С. Шахрая, часть рассыпалась на независимых кандидатов. Григорий Алексеевич создал свой собственный избирательный блок «Явлинский — Болдырев — Лукин». Много способствовал признанию нового избирательного блока высокий рейтинг Г. А. Явлинского.

РПРФ, переживавшая в это время серьезные болезни роста, частично влилась в новый блок Явлинского, который рос не по дням, а по часам. В него вошли и члены Клуба избирателей Академии наук (КИАН). Но мощь только тогда мощь, когда есть единство, а единства не было. Все собрались колючие, сами себе хозяева, каждый имел свое жизненное кредо и не хотел ни от кого зависеть или подчиняться. Например, Ю. Болдырев так же, как Н. Петраков, В. Игрунов и некоторые другие отрицательно оценивал политику президента и правительства во время октябрьских событий. А Шейнис, Лысенко поддерживали и президента и правительство. Они даже оправдывали президента за кровь, пролитую в октябре, называя это вынужденной мерой.