Константин Кравчук - Женщины Абсолюта

Низкий поклон всем матерям там. Бесчисленные простирания перед божественными стопами моей Матери. О Мать, не желаешь ли одарить меня вскоре даршаном?

Твое вечное дитя, Кришнабаи

Рамдас послал ей такой ответ:

Мать, Рамдас несказанно счастлив получить твое полное любви письмо. Мать, с тех пор, как Рам – на твоем языке Рамдас – пребывает в твоем сердце, тебе следует чувствовать: какое бы побуждение ни возникло в твоем сердце – оно только от Него. Поступай согласно этим побуждениям. Рам, кто есть вечное блаженство, – вездесущ, всеведущ и всемогущ.

Так как Рамдас пишет это письмо в спешке, он не может написать больше.

Всегда твое дитя, Рамдас

Великий поворотный момент, что однажды определяет направление жизни любого, пришел в жизнь Кришнабаи, когда она должна была предложить детям расстаться с ней. Шаг, сделанный ею, был, без сомнения, одним из совершенных поступков отречения и жертвования. Она подготовила свой ум для того, чтобы полностью посвятить свою жизнь служению Богу в человечности. В этот важный момент она позвала своих сыновей, которым в то время было 10 и 12 лет, и сказала: «Я собираюсь уйти ради благой цели постижения Бога и буду служить всем». Они стали умолять ее не оставлять их, и тогда она позвала их за собой, на что они ответили: «Мы ходим в школу и, если последуем за тобой, наше образование не будет закончено». «Ваше нынешнее образование, – ответила она, – только для того, чтобы стать способными зарабатывать себе на жизнь, тогда как целью жизни должна быть Богореализация. Если вы рискнете пойти со мной, какая бы еда мне ни доставалась, я разделю ее с вами».

К этому они не были готовы.

Она ушла из дома, где жили ее сыновья, и вошла в широко открытый мир – ее проводником и целью был Бог. Перед тем как уйти от сыновей, Кришнабаи написала письмо Сундари, копию которого послала Рамдасу. Начиналось оно так: «Я направляюсь к Матери. Я решила достичь того места, где она живет, в согласии с тем приказом, который получила от нее внутри себя. Я ненавижу просить подаяния, поэтому хочу зарабатывать на жизнь, работая служанкой в Касарагодских домах или подметая улицы». Ее целью, как она призналась потом, было посвятить свои свободные часы получению духовных наставлений от Рамдаса, а ночи – уединенным медитациям.

Пасмурной ночью 1930 года на Картика Пурниму шел небольшой дождь. Было около восьми или девяти часов, и Рамдас, Видьячарья и Гунда, в то время постоянные обитатели Касарагодского ашрама, сидели на веранде вокруг горящего светильника. Видьячарья и Гунда были глубоко поглощены исполнением песен преданности. Неожиданно появилась Кришнабаи и простерлась перед Рамдасом с такой полной самоотдачей, какой Рамдас никогда прежде не видел.

В то время Рамдас хранил молчание, поэтому написал ей записку: «Оставайся здесь столько, сколько пожелает Рам. Это твой дом. Здесь нет ничего Рамдасова».

Большую часть пути из Бомбея она проделала одна, без поклажи и сменной одежды. С касарагодской станции она пришла прямо в ашрам. По пути она проходила Шри Рам Бхуван, из которого услышала пение бхаджанов. Тогда она вызвала Рамэ (дочь Рамдаса по прошлой жизни) выяснить, приходил ли Рамдас туда для участия в пении. Рамэ сказала ей, что он в ашраме. Итак, не обращая внимания на многочисленные вопросы Рамэ, побежавшей за ней, она шла, пока не пришла в ашрам.

Она пришла так, как будто вернулось домой странствующее дитя. Торжество чистой любви и абсолютное самопожертвование не могут проявить себя более показательным образом. На первые несколько дней Рамдас разместил ее на месте Рамэ. Впоследствии она попросила остаться в ашраме (навсегда).

Обычно Рамдас «говорил» с ней и Рамэ через полоски бумаги. Естественно, у Рамэ была куча вопросов, и Кришнабаи была ничуть не лучше. Целыми днями Рамэ и Кришнабаи подсовывали ему вопросы: почему он постится, почему молчит, как долго продолжится молчание и т. п. В конце концов ему надоело отвечать на следующие один за другим вопросы, и он ответил им, что, если они не остановятся, он перестанет даже писать. Рамдас также соблюдал пост, длившийся около месяца, и Кришнабаи нянчилась и ухаживала за ним с материнской любовью. По его совету она также каждый день посещала четыре-пять домов почитателей Рамдаса в городе, где помогала женщинам по хозяйству и благословляла своим присутствием.

Кришнабаи с Папой Рамдасом

Следующие выдержки из писем Рамдаса бросают свет на ее жизнь в касарагодском ашраме:

«Здесь сейчас мать Кришнабаи. Она проводит большую часть времени в ашраме и заботится о Рамдасе с большой нежностью и любовью. Рамдас был на молочной диете 25 дней, а позавчера началась новая фаза – он перешел только на воду. Он без понятия, как долго она продлится. По воле Рама он всегда весел. Кришнабаи поет на свои завораживающие мотивы Рам-мантру, а Рамдас играет на эктаре[45].

Молчание продолжается. Народ из Касарагода, по-видимому, напугала водная диета. Но чего здесь бояться? Бог делает все как можно лучше. Кришнабаи говорит, что письмо Рамдаса должно быть воспринято как и ее тоже. Удивительное единство в двойственности, не так ли?»

«Здесь Мать Кришнабаи. Она яркий свет радости и любви. Сейчас она проливает свой восхитительный свет на Касарагод ежедневными визитами в здешние дома. Самый бессердечный растает в ее божественном присутствии. После обеда она проводит в ашраме несколько часов. Бог начал [через] нее миссию мира, любви и доброй воли всему человечеству. Пусть Бог благословит ее – благословит достойную славословия».

«Рамдас копается в земле, сажает тулси. Кришнабаи и Гунда принимают участие в этой радостной работе».

V. Садхана

Духовная жизнь Кришнабаи отличалась постоянным ростом. Ее обожание Рамдаса, на которого она смотрела как на Бога, было сначала очень личным. Она была сильно привязана к его физической форме. Его тело виделось ей настолько святым, что она ежедневно поклонялась ему. Раз шесть в день она вешала на него гирлянды из тулси и без конца простиралась к его ногам. Позже она завела привычку омывать его стопы и пить падатиртхам [46].

Рамдас обычно говорил Кришнабаи, что не следует быть привязанной к какой-либо личной форме, даже если это будет гуру, и что она должна раскрыться за пределами всех имен и форм, на плане безличностного, и постичь всепроникающее, безымянное и бесформенное Универсальное Бытие, пребывающее во всех сердцах. В таких случаях она могла ответить: «Я не хочу ничего слышать о твоем ниргуна-аспекте» и запеть свой любимый стих из святого Тукарама во славу Личностного Бога, начинающийся со слов: «Я не желаю реализации Атмана. Позволь мне предаться Тебе, ведь ты мой Господь!»