Федор Орлов - Месть «Голубой двойки»

К полуночи нашли тех, кого искали. Там нас встретили приветливо, накормили и уложили спать в шалаше. Весь следующий день мы пробыли в лагере, с помощью карты и рассказов колхозников изучили подробнее район, уточнили расположение населенных пунктов, проселочных дорог и вражеских передовых позиций. Вечером, распрощавшись с приютившими нас людьми, поблагодарив их за заботу, тронулись в северном направлении, чтобы ночью попытаться перейти фронт.

Шли медленно и долго, с частыми остановками, прислушиваясь к каждому звуку. Затем пришлось двигаться на четвереньках и ползком. Впереди полз я. Почувствовал запах отхожего места и подумал: где-то близко, значит, фашистские окопы. Наскочил на какую-то воронку, под руки попалась немецкая каска, вытряхнул из нее землю и надел на голову (все-таки броня, да и фрицы, если заметят, не сразу догадаются, кто я). Пополз дальше и неожиданно провалился в другую яму. Только потом, когда увидел совсем рядом ход сообщения и блиндаж, понял, что я в окопе.

В блиндаже горел тусклый свет, и было полно немцев. Мысли в голове бились лихорадочно: авось да примут за своего, не обратят внимания; а пальцы в кармане судорожно сжимали лимонку. Фу, пронесло, никто не окликнул меня, не заговорил со мной. Никому, вероятно, и в голову не пришло, что в двух шагах от них может очутиться советский летчик, а сзади него — целый экипаж. Успокаивая и заставляя себя идти как бы небрежно, я повернул от блиндажа в другую сторону. Я понимал, что в любую секунду могу снова нарваться на солдат, что надо быстрее покинуть этот окоп. Но опять оказался в какой-то яме, вырытой в виде большого продолговатого прямоугольника. В противоположном конце ямы сидели двое и курили. Они выжидательно, молча смотрели на меня и, ничего не сказав, исчезли куда-то в темноту. Я услышал, как за ними тихо скрипнула дверь — значит, с ямы был вход в блиндаж. Внимательно оглядевшись, вблизи двери я заметил ступеньки, ведущие вверх.

Наступил решающий момент. Членам экипажа, следовавшим сзади меня, яму было никак не обойти. Я махнул им рукой, чтобы все спустились осторожно. Потом один за другим, пройдя совсем рядом с дверью блиндажа, откуда доносилась немецкая речь, мы полезли по ступенькам наверх и поползли по-пластунски. Я был уже в метрах пятидесяти, когда вдруг взвились в небо ракеты, освещая все вокруг как на ладони. Я прижался всем телом к земле и замер в неподвижности. Немцы, видимо, почуяли что-то неладное, сзади раздались автоматные очереди, взрывы гранат. Но гранаты рвались немного правее. Так прошло несколько минут, которые казались вечностью, я не решался даже пошевельнуть пальцами. Когда стрельба и взрывы стихли, погасли ракеты, оглянулся и увидел рядом с собой стрелка Жилкина.

— А где остальные? — шепотом спросил я его.

Жилкин этого тоже не знал. Звать их, искать в этой обстановке, в десятках метрах от фашистских окопов, было нелепо, только обнаружили бы себя. Следовало идти только вперед, пробираться к своим. Теперь мы ползли вдвоем, ползли остервенело, не давая себе отдыха, останавливаясь лишь на несколько секунд в ложбинах, чтобы перевести дыхание. Наткнулись на проволочное заграждение. Но взяться за провода голыми руками побоялись: вдруг по ним пущен электрический ток, или загремят звуковые сигналы? Встать и перелезть через заграждение также было рискованно. Ножами подкопали под проводами землю. Первым полез я. Подкоп был слишком мал, стальные колючки цеплялись за одежду, рвали ее, царапали руки. Упираясь локтями о землю, я рывками подтягивал свое тело и с трудом выбрался на ту сторону. Теперь, дожидаясь, когда преодолеет это трудное препятствие Жилкин, подумал, что ведь в таком положении любой фашистский солдат мог бы взять нас голыми руками, как рыбу в сетях.

Но вот прополз из-под проводов и Жилкин. Немного полежали в воронке. Кругом стояла настораживающая тишина, в небе мерцали звезды. Пролетели самолеты. По звуку определили, что это наши «кукурузники». Мы все еще не были уверены, что благополучно дойдем до своих. Гул моторов напомнил нам об эскадрилье, о боевых друзьях, которые, конечно, ждут нас, надеются на возвращение. Но еще трудно сказать, удастся ли нам это. Радиста Смирнова никогда уж не будет, не известна и судьба еще пятерых членов экипажа.

Где-то раздались артиллерийские залпы. Надо было двигаться вперед, скоро уж начнет светать. На фоне сереющего горизонта мы увидели впереди силуэт танка. Подползли к нему поближе. Танк был немецкий, подбитый. На месте, развороченном снарядом, пощупали даже толщину брони. И невдалеке услышали треск автоматной очереди. Решили, что это стреляют, наверно, наши. Заметили даже стреляющего, он стоял в кустах и, как нам показалось, палил просто так, никого не видя. Приблизившись волоком к нему, я подал голос. Стрельба прекратилась. Человек прислушивался. В темноте было не разобрать, наш он или немец. Тогда я позвал его:

— Эй!

Он молчит, а сам смотрит на меня.

— Друг! — крикнул я еще раз.

В ответ раздалась длинная очередь, и человек исчез. Тогда мы опять двинулись вперед. В одном месте долго пришлось ползти между трупами. Очень устали, но лежать среди мертвецов было неприятно. Стиснув зубы, закрыв глаза, упорно тащили свои изнуренные тела вперед! И вдруг услышали русскую речь. Двое о чем-то спорили не очень-то стесняясь в выражениях. Тогда мы с Жилкиным, поднявшись, побежали к ним.

— Не стреляйте! Свои!

И силы окончательно покинули нас, мы свалились почти у самых ног двух наших солдат. Когда они стащили нас в траншею, мы рассказали им, как очутились в таком положении. Солдаты напоили нас водой из своих фляг, дали закурить махорки. Когда отдышались, один из бойцов, глядя на меня, обронил:

— Удивляюсь, как это я не попал в тебя. Обычно стреляю без промаха, а тут, скажи, промазал. Каска-то немецкая была на тебе.

Потом солдаты рассказали, что они видели, как тогда ночью загорелся и взорвался самолет, слышали, как восторженно кричали немцы и стреляли из ракетниц, автоматов, приветствуя своих зенитчиков. Узнав, что с нами вместе переходили фронт еще пятеро членов экипажа и где-то пропали, солдаты заметили:

— Живы будут — вернутся. Но не все вот только остаются в живых. Такие бои тут бывают, что людей перемалывает как в мясорубке.

Вскоре повели нас на командный пункт полка. Снова расспросы, уточнения, телефонные звонки и приказ: ехать в свою часть!

Благополучно вернулись и остальные пятеро. С ними произошло примерно то же, что и с нами. Только они перешли фронт на другом участке, потому что после взрывов гранат взяли иное направление. Как потом рассказывал штурман Вашуркин, они, выйдя на нашу передовую, наткнулись на рассвете на солдата, который старательно косил на лужайке траву для лошадей. Наставили на него пистолеты и потребовали указать расположение командного пункта. Растерявшись, тот все и рассказал, но потом, опомнившись, поднял шум, полез на Вашуркина с косой. Услышав его крики, переполошились находящиеся где-то вблизи бойцы, подняли стрельбу. Пятерым не оставалось ничего другого, как «сдаться в плен» солдату с косой.