Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

держался очень официально, не допуская никаких упрощений наших отношений. Я постоянно ощущал некоторое недоверие к себе, возможно, связанное с моим возрастом, а может быть, его пугал диагноз, так как слово «рак» почти всегда предполагало плохой исход, а мои обнадеживающие слова воспринимались им как дежурная профессиональная ложь.

После операции Анна Николаевна быстро восстановила свою активность и хорошее настроение. Она шутила, доброжелательно иронизировала над нашими медицинскими порядками, мы пикировались, как мне казалось, к обоюдному удовольствию. Часто это происходило в присутствии сына, но он никогда не улыбался и мне не удалось услышать от него обычных человеческих разговоров.

Так случилось, что во время пребывания А.Н. в больнице, в хирургическом отделении были выделены две палаты для детей, и Анна Николаевна предложила сделать на стенах этих палат рисунки, чтобы как-то скрасить больничную обстановку маленьким пациентам. Начальство согласилось, и работа закипела.

Дмитрий Михайлович соорудил козлы, и они в четыре руки принялись за дело. Работали споро, и вскоре появились контуры 12 достаточно больших, прекрасных копий с известных иллюстраций И.Я. Билибина к русским сказкам.

Вначале были нарисованы рамы, а поскольку верхний их край имел полукруглую форму, то по больнице распространился слух, что в хирургических палатах рисуют иконы. Стали приходить любопытные больные и персонал из всех отделений. Художников это раздражало, они стали закрываться. Но как-то поздно вечером во время дежурства я заглянул в палату и застал занятную картину: Анна Николаевна сидела с папироской на одних козлах, Дмитрий Михайлович – на других, а на полу расположились человек десять нянечек и ходячих больных. А.Н. увлеченно рассказывала им о связи иконописи и светской живописи, Д.М. привычно молчал. Меня выставили за дверь со словами: «Вам, Игорь Николаевич, это неинтересно». Они почему-то особенно не любили, когда во время работы к ним заходили врачи.

Особенное их недовольство проявлялось, когда во время их работы в палату заходил профессор Д. Он был хороший интеллигентный человек, но склонный к высокопарным выражениям. Однажды, войдя в палату с кем-то из посетителей, он сказал: «А это наши пациенты, которые так своеобразно решили выразить свою благодарность» и что-то еще в этом духе. Дмитрий Михайлович выскочил из палаты как ошпаренный, а А.Н. закурила и, чего с ней никогда не бывало ранее, сказала что-то резкое. Позже Д.М. попросил меня «освободить их от подобных посещений». В конце концов картины получились на славу, и еще много лет ими любовались, но после переезда больных детей в другую больницу картины при очередном ремонте закрасили.

Еще об одном таланте Дмитрия Михайловича я узнал, когда был в гостях у А.Н. в деревянном доме позади Онежского завода. Дмитрия дома не было, и А.Н. показала мне его комнату, в которой вся мебель была сделана его руками, но не просто сделана, а украшена высокохудожественной резьбой: спинки кровати, письменный стол, кресло, настенные часы. Тогда мне еще не приходилось видеть работы Кронида Гоголева, но сейчас кажется, что резьба Д.М. была сродни этим работам. Письменный стол был пуст, а на кровати разложены исписанные листы бумаги. А.Н. пояснила, что Дмитрий не любит писать за столом, а делает это сидя на низком резном табурете, используя кровать в качестве стола.

В последующие годы мы встречались редко. Несколько раз, правда, он приводил ко мне кого-то из многочисленных, тогда еще маленьких детей, не очень здоровых, а потом наши встречи вообще прекратились. Встречи были формальными, и теплоты между нами так и не возникло.

Стали появляться его романы. «Марфу-посадницу» я одолел с трудом из-за языка. Последующие его книги читались легко и с интересом. Как-то вернулся к «Марфе» – читалась она уже значительно легче. Популярность Балашова как писателя быстро росла, и, поскольку в это же время публиковались многочисленные романы В.Пикуля, невольно возникало сравнение. Люди, серьезно относящиеся к исторической литературе, конечно же, предпочитали Д.М.Балашова. Он был очень органичен с тем временем, о котором писал.

Вспоминается занятный случай по этому поводу. Раненько утром, по пути на службу, встретили на улице Кирова мужчину с большим рюкзаком. Он обратился ко мне: «Где тут у вас есть книжный магазин?». Я скорее ожидал от него вопроса о винном магазине и поинтересовался, зачем ему в столь ранний час книжная лавка. «Я с утренним поездом из Ленинграда и хочу купить книги вашего исторического писателя, фамилию не помню, уж очень хорошо они продаются в нашем городе».

Как я уже сказал, после переезда из Петрозаводска в Новгород наши контакты прекратились. Случайно узнал, что Анна Николаевна умерла через 18 лет после операции.

Года два-три тому назад я пошел в Республиканский центр искусств, где Д.М. встречался с петрозаводчанами. Он очень постарел и выглядел много старше тогда еще неполных 70 лет. Зал был заполнен, задавали много вопросов, в том числе и «за жизнь». Дмитрий Михайлович отвечал тихо, и мне показалось, что в книгах своих он был мудрее и интереснее, чем на этой встрече.

Встреча завершилась очередью за автографами, я к ней присоединился, хотя книг с собой не захватил, хотел просто поздороваться. Когда я подошел и ничего не положил перед ним, он поднял голову и внимательно несколько секунд смотрел на меня. «Здравствуйте, Дмитрий Михайлович». Он спросил: «Григович? Игорь?», а затем грустно добавил: «Мама ведь умерла». Мне послышался в этих словах какой-то упрек. Он, видимо, также это почувствовал: «В следующий раз приеду, встретимся, поговорим».

Теперь этого уже никогда не будет.

Владимир Поветкин[106]

Зачем-то Балашову был нужен фольклор

Дмитрий Михайлович Балашов – выдающийся писатель-романист, историк, филолог и театровед, яркий, горячий публицист и, как выяснилось уже после его гибели, он даже поэт, и даже художник. При этом, а точнее, во всем этом он был еще и превосходным фольклористом. Таковому его качеству, на наш взгляд, принципиально важному, отнюдь не все читатели и почитатели Балашова и, как ни странно, даже не все приверженцы пера придают должное значение.

Между тем в огромном списке его публикаций такие значительные труды по фольклору, как: «Народные баллады» (1963)[107]; «История развития жанра русской баллады» (1966)[108]; в соавторстве с Ю. Е. Красовской – «Русские свадебные песни Терского берега Белого моря» (1969)[109]; «Сказки Терского берега Белого моря» (1970)[110]; в сборнике «Народный театр» убедительная по своим выводам статья – «Драма и обрядовое действо» (1974)[111]; «Русские народные баллады» (1983)1. В 1985 году совместно с музыковедом Ю. И Марченко и этнографом Н. И. Калмыковой по материалам Тарногского района Вологодской области был создан оформленный