Степан Тимошенко - Воспоминания

По воскресениям делали большие прогулки — кругом были чудесные буковые леса. Внизу текла многоводная Сава, можно было купаться. Поспевали фрукты, особенно хороши были сливы и груши. Иногда к нам заходил студент, устроивший нас в Видеме и его товарищ — оба будущие инженеры. Говорили, главным образом, о наступлении большевиков на Варшаву. Видно было, что симпатии белградских студентов на стороне коммунистов и я не мог убедить их в фантастичности коммунистической программы. Главная причина наших разногласий была, конечно, в разности наших возрастов — я был вдвое старше моих собеседников.

Устроившись в Видеме я съездил в Загреб, побывал в Политехникуме, посетил ректора. Не имея никаких вестей от меня и читая в газетах о быстром продвижении большевиков к Варшаве, мои хорватские коллеги уже начали беспокоиться. Казалось вполне вероятным, что я застрял в Киеве и не смогу вернуться в Загреб к началу занятий. Я рассказал о моем почти двухмесячном путешествии и о моем временном пребывании в Видеме и заявил о моем намерении переселиться к сентябрю в Загреб, где я смогу поместить детей в соответствующие школы и начну подготовку лекций на хорватском языке.

Ректор сообщил мне, что нашел мне ассистента, знающего русский язык, который поможет мне переводить лекции на хорватский язык. Пообещал также похлопотать о приеме в школы моих детей. Теперь оставался самый трудный вопрос — как устроиться в Загребе с квартирой? В Загребе уже жило несколько русских семейств. Нашлись и старые петербургские знакомые. Из разговоров выяснилось, что найти квартиру в Загребе невозможно. Знакомые жили теснее, чем я в Видеме.

В конце августа снова отправился в Загреб. Приближалось начало занятий в средних школах и детям необходимо было переселиться в город. Вопрос о квартире должен был быть как‑то разрешен. Ректор, видя мое затруднительное положение, предложил, как временную меру, поселиться в помещениях, предназначенных для моей будущей лаборатории. Я решил это предложение принять. Помещения эти состояли из кабинета профессора, кабинета ассистента и обширной комнаты для машин и приборов. В кабинете профессора уже имелся письменный стол и книжный шкаф, а в комнате для приборов стояли сорок табуретов и несколько простых столов. Во все комнаты были проведены электричество, газ и вода — жить было можно.

Мы переселились из Видема и начали устраиваться. Для изготовления обедов имелось все необходимое: на базаре были в изобилии и по дешевым ценам всякие сельские продукты. В комнате были газ и вода. С приспособлениями для спанья было труднее, особенно первые ночи. Дальше начались различные усовершенствования: для родителей была куплена кровать, дети спали на табуретах. Каждые десять табуретов, связанные веревками, образовывали кровать. Вместо матрацев были изготовлены мешки, наполненные сеном. Таким образом дети жили в продолжение всего двухлетнего нашего пребывания в Загребе. С 1‑го сентября у детей начались занятия, пошла размеренная трудовая жизнь.

Скоро выяснилось одно затруднение — посетители. Хорваты без приглашения не приходили. Иное дело — русские беженцы. Большинство из них не имело никаких занятий и жило на правительственное пособие. Время для них не существовало, они могли зайти в любой час и, усевшись на табурете, вели длинные разговоры, не замечая, что они останавливают хозяйственную деятельность жены или прерывают работу детей по приготовлению уроков. Скоро они узнали ход и в мой кабинет. Там было кресло для посетителей. Сидеть удобнее, чем на табурете и отделаться от гостя труднее. Особенно опасен был посетитель, когда я был занят спешной работой. Скоро нашел средство для спасения в таких случаях. Я открыл, что университетская библиотека имеет особую комнату для профессорских занятий. Когда требовалась уверенность, что работа не будет прервана каким‑либо гостем, я брал из кабинета нужные материалы и уходил работать в библиотеку.

Приближалось начало университетских занятий. Нужно было думать о лекциях на хорватском языке. Написал несколько первых лекций по-русски и попросил ассистента перевести их на хорватский язык. Пробовал громко читать эти лекции в присутствии ассистента, чтобы усвоить правильное произношение. Но это не могло мне много помочь, так как я не привык пользоваться на лекциях какими‑либо записками. Отложил в сторону хорватский перевод моих лекций и решил читать лекции без всяких записок, как делал это в России. Старался говорить короткими, простыми фразами и пользоваться по возможности хорватскими словами. Позже я выяснил, что вначале слушателям было трудно меня понимать, но что скоро они привыкли к моей смеси русских и хорватских слов и понимали лекции без особых затруднений. Параллельно лекциям я вел практические занятия и тут сразу выяснил, что мои слушатели не только понимают лекции, но умеют применять изложенную на лекциях теорию к решению практических задач. Было ясно, что подготовка этих студентов в средней школе не ниже той, которую имели русские студенты. Теперь мой курс сопротивления материалов переведен на сербский язык и им пользуются во всех инженерных школах Югославии.

Из хорватских профессоров я в первое время ближе всего познакомился с профессором теоретической механики. Он побывал в русском плену, научился русскому языку и теперь мне много помогал в затруднениях с хорватским языком. После лекций мы обычно гуляли с ним около часа в городском парке. Для меня этот час был уроком хорватского языка.

Число русских профессоров в Политехникуме быстро увеличивалось. Появился профессор механической технологии Н. Н. Саввин, которого я хорошо знал по Петербургскому Политехникуму и профессор Пушин — мой коллега по Электротехническому Институту. Появилось и несколько русских младших преподавателей. Ко мне, например, приехал мой ученик и бывший сотрудник по Путейскому Институту Чалышев и заменил моего хорватского ассистента. Позже, уже после моего отъезда в Америку, прибыло еще несколько русских.

В последние годы я имел возможность опять посетить Загреб. Политехникум сильно разросся. В нем теперь насчитывалось больше десяти тысяч студентов и занимал он огромное многоэтажное здание. Из бывших при мне русских профессоров на действительной службе, кажется, никого не осталось — все занято хорватами. Но в быстром развитии инженерного образования в Хорватии русские профессора безусловно сыграли заметную роль.

За первый год пребывания в Загребе я прочел требуемые курсы сопротивления материалов и графической статики, но по экспериментальному изучению прочности строительных материалов ничего сделано не было — мы не имели нужной лаборатории. Я доложил Совету профессоров о необходимости организации лаборатории и попросил командировать меня в Западную Европу для ознакомления с новейшими машинами. Совет с моим предложением согласился и ассигновал необходимые для поездки деньги.