Юрий Остапенко - Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Скорость была. Не было истребителя. Экспериментальная рекордная машина, которая шла под очередным номером И-28, вряд ли даже предполагалась для запуска в серию. Она была, скорее, демонстрацией возможностей молодого конструктора, который, по сути, не создал еще ни одного «серьезного» (не умаляем ни в коем случае качеств прекрасных спортивных и учебно-тренировочных машин ОКБ) самолета, который обогатил бы ВВС своими боевыми характеристиками – ведь даже И-26 еще не был принят на вооружение. Вот почему Яковлеву так нужен был настоящий успех с истребителем И-26, который был уже на финишной прямой – на государственных испытаниях. Главное, чтобы эта прямая не была слишком длинной, как и у всякой новой машины. Яковлев знал лучше других, что недостатков будет предостаточно, тем более что самолет делался в страшной спешке. Как, впрочем, и у других конструкторов, кто вступил в погоню за скоростью. Сейчас главному конструктору надо бы быть целый день среди своих ребят, доводить, доводить машину, вносить необходимые коррективы, поддерживать дух в коллективе. Успешное прохождение государственных испытаний было бы, по мнению Яковлева, отработкой аванса. Но на все это теперь – только утренние часы. Пришлось подлаживаться к «вечернему» графику наркомата (да и чиновников всей страны, ожидавших появления в Кремле Хозяина). Отныне у Яковлева после обеда была работа в наркомате – совещания, заседания, поездки в ЦАГИ, на аэродромы, вызовы в Кремль, бумаги, документы, приказы…

И уж совсем некстати была эта – третья – поездка в Берлин в составе делегации В.М. Молотова. Конечно, почетно, конечно важно, ничто не заменит того опыта работы в команде правительственной делегации (а как же, тоже команда!) в зарубежной командировке. Но впервые, наверное, Яковлев был не рад поездке за рубеж. Ему нужен был его истребитель! Наверное, поэтому этой поездке в мемуарах А.С. Яковлева уделено мало внимания: его сердце было в Москве.

Его команда старалась! Ах, какие замечательные ребята! Как они старались, как они любили свой истребитель! И уж точно – они знали, что это их труд ведет шефа от триумфа к триумфу.

Но триумфальное шествие молодого конструктора в этом году продолжалось: Александр Сергеевич и сам немного испугался, когда увидел свою фамилию в списке первых лауреатов Сталинской премии – «за разработку новой конструкции самолета». Какой обильный урожай наград за неполные два года! Сталинская премия было только что учреждена, и поэтому понятно было внимание общественности к ней. Именная награда (имени самого товарища Сталина – шутка ли!) означала признание им, вождем, особых заслуг человека в той области деятельности, в которой он трудился – на ниве науки, в литературе, в театре, машиностроении. Из авиаконструкторов в списке был еще и С.В. Ильюшин. Сергей Владимирович был, однако, отмечен премией второй степени…

Как бы то ни было, общественности сигнал был дан, кто есть кто в авиастроительном сообществе. (Правда, в этом же году, но уже после начала войны, когда выяснилось, что штурмовики оказались едва ли не самой востребованной машиной на фронте, Сталин, словно запамятовав, кто есть кто, спросил у Ильюшина, какой степени Сталинскую премию он получил за свой Ил-2? Тот ответил, что второй степени. Нужно дать первую премию, поправил себя вождь).

Вручение новых наград происходило в Кремле 21 апреля, накануне дня рождения Ленина. Но радость Яковлева была недолгой. В коллективе КБ Яковлева произошел случай, который надолго выбил его из колеи.

Гибель Пионтковского

Остановимся еще на одном событии, которое, несомненно, оставило в душе Яковлева рубец – 27 апреля 1940 г. при испытании И-26 погиб Юлиан Пионтковский, человек, который был не просто летчиком-испытателем – он стоял у истоков рождения яковлевского КБ, он всегда был опорой молодого шефа, в некотором смысле он был и соавтором его славы. Но вот что удивительно – о смерти Пионтковского Яковлев в своих мемуарах сообщил в главе, посвященной летчикам-испытателям, на странице 440 (издание 1987 г.) А там, где рассказывалось о сумасшедшей гонке сдачи И-26 (Як-1) об этой трагедии Алексанр Сергеевич умолчал, хотя, казалось, именно здесь должен был бы прозвучать голос утраты. Дело автора, конечно, отбирать для своего жизнеописания факты, которые ярче и выпуклее рисуют его облик, равно как и те, что можно опустить.

А что, если эта смерть не вписывалась в картину триумфального входа в советскую авиацию истребителя Як-1 (И-26) и его создателя, которую нарисовал в своей книге Александр Сергеевич Яковлев? Но это только догадки. Як-1 занял вполне достойное место в истории советской авиации эпохи военных лет, и, став родоначальником целого семейства самолетов, созданных на его базе (Як-7, -9, -3), вполне заслуженно принес мировую славу его создателю.

Да, летчики-испытатели в те годы нередко платили своей жизнью за успехи технического прогресса, и Юлиан Иванович эту цену заплатил. На самом деле Яковлев тяжело переживал катастрофу. Это никак не умещалось в сознании Яковлева, что великолепный летчик, в совершенстве владевший секретами летного мастерства и испытательной работы, мог погибнуть. Ну как же так, Юлиан Иванович!

Как мы помним, Пионтковский продолжал испытывать первый экземпляр И-26, а самолет-дублер поручили новому испытателю Сергею Корзинщикову.

Что произошло потом, рассказывает сотрудник ОКБ Андрей Ястребов (цитируется по книге Е. Адлера):

«Пока Пионтковский тщательно и методично отрабатывал полет за полетом винтомоторную группу, Корзинщиков после нескольких ознакомительных полетов стал снимать летные характеристики, включая скорости по высотам, и даже приступил к выполнению фигур высшего пилотажа. Как позднее выяснилось, перед очередным полетом Пионтковского кто-то в летной комнате поиронизировал по поводу его отставания от Корзинщикова. Это подействовало на самолюбивого Пионтковского, как красное на быка. В полет 27 апреля 1940 года с заданием по доводке характеристик все той же злосчастной ВМГ Пионтковский полетел взвинченным и вместо заданного полета по кругу принялся выполнять фигуры высшего пилотажа. При выполнении одной из них на малой высоте в районе Петровского парка самолет не вышел из пикирования и врезался в землю…

Все, конечно, знали, о том, что носки крыла в районе вреза для уборки колеса недостаточно прочно прикреплены к переднему лонжерону, но обломков в парке обнаружить не удалось. Да и особенного рвения никто что-то не проявил. Аварийная комиссия отделалась расплывчатым заключением, что, дескать, истинной причины катастрофы установить не удалось».