Алоис Цвайгер - Кровавое безумие Восточного фронта

Как-то понадобился художник, я вызвался и получил занятную работу: рисовать плакаты для солдатского кинотеатра. Раз в два дня нужно было подготовить плакат к очередному фильму. Потом мне поручили изготовить эскиз для центральной площади «Camp Wing's», где должна была расположиться лагерная церковь. Церковное здание предполагалось снабдить башенкой. Из строительных материалов в распоряжении имелись только доски и темно-зеленые полотнища брезента. Несколько эскизов у меня сохранилось — мне позволили взять их с собой. Я был безмерно счастлив получить работу по специальности. Деревянные конструкции разрабатывал сам комендант лагеря Арндт, по профессии архитектор.

Потом последовало поручение оформить апартаменты для офицера американской армии в городском квартале Гавра, где располагались виллы на Рю де ля Марэн. Это была красивая и довольно большая вилла с зимним садом и маленьким парком. Я, по сути, работал в статусе свободного человека, на джипе отправлялся в город, и так каждый день в течение трех недель. Пресловутая надпись на спине была еле заметной. Я изготовил эскиз небольшого танцевального зала и бара. На вилле уже жили молодые симпатичные француженки, которые пригласили меня обедать за общим столом. Потом мне показали спальню на первом этаже с типичной стеной и расписным потолком. Осмотрев все, я должен был приспособить свои идеи к довольно примитивным вкусам представителей командования американских оккупационных войск, как-никак именно выполнение заказов было моей профессией.

В плену я научился использовать буквально все для рисования: на куске металлической ленты от картонной упаковки я гвоздем выцарапал проект здания дюссельдорфской оперы в стиле классицизма, пострадавшего во время войны. 1945 год

В культурном отношении в лагере для военнопленных царила полная свобода, здесь среди пленных находился и известный художник-портретист, чье имя я, к сожалению, забыл. Он получил в свое распоряжение целую палатку и вообще все необходимое для работы. Среди американских офицеров стало чуть ли не традицией заказать у художника свой портрет перед возвращением домой. Однажды взглянув на работы этого художника, я убедился, что он настоящий живописец. Был среди нас и руководитель оркестра Штутгартского радио Хайнц Адриан, так что не составило труда организовать и оркестр. Музыканты нашлись быстро, что отсутствовало, так это инструменты. Специально выделенные группы рабочих в порту мало-помалу наворовали все необходимые для джаз-банда инструменты. Так, например, саксофон доставили в лагерь в разобранном виде в большом бидоне для молока прямо через ворота. До сих пор не могу понять, как сюда ухитрились приволочь ударную установку. Позже комендант лагеря пожертвовал старый рояль. И когда Хайнц Адриан в первый раз заиграл, слушать его сбежался весь аэродром.

Лагерная церковь в «Camp Wing's». Американцы предоставили все необходимое для строительных работ — инструмент, пиломатериалы, брезент. Так выглядел исполненный мною проект алтарной части

Разумеется, возникла необходимость соорудить шатер для театральных постановок. Щедрые американцы с этим согласились. С несколькими дельными ремесленниками в портовый лагерь отрядили грузовик. Там нашлось все необходимое для сооружения шатра: деревянный брус, доски, гвозди и болты, а также брезент. По эскизу нашего коменданта лагеря обер-лейтенанта и бывшего архитектора Арндта была разработана деревянная дощатая конструкция. И вот однажды в погожий летний день перед лагерем в высокой траве приступили к изготовлению всех элементов конструкции. А потом наступил день монтажа. Обер-лейтенант Арндт, уже в роли старшего прораба, бросил на эти работы много народу. Тот, кто не боялся высоты, монтировал широкие стропила, причем без помощи крана, а это было весьма непросто. Натянутые на доски и приколоченные к ним гвоздями полотнища брезента должны были выдержать даже бурю, так как лагерь располагался непосредственно на крутом берегу Атлантического океана. Весь театральный шатер был рассчитан на 150 человек, и его установили всего за неделю. Американцы сильно удивились чуду, сотворенному немцами из простых досок, гвоздей с помощью пил и молотков. Один американский офицер выразил нам похвалу, с явной подковыркой добавив, что, на всякий случай, нам и спичек доверять не стоит — мол, возьмете, да и чего доброго соорудите из них атомную бомбу.

Редко заключенному лагеря для военнопленных выпадает подобное: я выполнял эскизы внутренней отделки виллы в Гавре на Рю де ля Марен, 6 с небольшим танцзалом и баром

Первые концерты в новом театральном помещении сочетались с небольшими выступлениями в духе скетчей, инсценировкой которых ведал Шорх Майер, режиссер киностудии UFA. Шорх Майер взял меня в театральную группу, и для меня началась совершенно новая жизнь: работа над сценической речью, жестикуляцией и т. д. Я подумал, что для моей будущей профессии архитектора-ландшафтника некоторые навыки актерского мастерства отнюдь не повредят, и с радостью согласился. С оркестром Хайнца Адриана и театральной труппой мы выступали с концертами повсюду, где были расквартированы части американской армии в Гавре. Перед этим реквизит погружался на машины, и мы отправлялись в путь. Мы, работники театра, выступали в паузах между исполнением музыкальных произведений с небольшими юмористическими сценками, срывая бурные аплодисменты. Я впервые испытал странное чувство стоять на сцене и видеть, как тебе восторженно рукоплещут зрители.

Наступила осень 1945 года, и я до сих пор не получил ни одной весточки из дома. И вот 15 января 1946 года мне пришла первая «почтовая открытка для военнопленного» от моих родителей, целых два месяца добиралась она до меня. Выяснилось, что родители получили мое известие, переданное через их ганноверских знакомых, и меня это очень обрадовало. Постепенно жизнь в лагере для военнопленных замирала, ВВС США постепенно покидали аэродром, и поползли слухи о скором освобождении из плена. 2 марта 1946 года лагерь был распущен. Со всеми вещами, с упакованными в вещмешок сигаретами, мылом и всем остальным нас отпустили на свободу. Мы по железной дороге проехали северную Францию, добрались до британской оккупационной зоны в Вееце на нижнем Рейне. На этот раз нас везли уже не в открытых вагонах для перевозки угля, а на пассажирском поезде. Возвращаясь домой, я размышлял о том, что мне выпало пережить в плену. Мне хотелось забыть все случившееся со мной в начале и ходе минувшей войны, вычеркнуть из памяти травмирующие события. И, надо сказать, последующие месяцы стали для меня не только очень насыщенными, но и поучительными, в значительной мере они приблизили меня к моей нынешней профессии. Каким-то образом месяцы, проведенные в плену, прибавили мне зрелости, в России все произошло бы по-другому, при условии, если бы там я вообще выжил.