Мэрилин Ялом - Любовь по-французски

Может быть, именно это и было у нее на уме, когда в августе она вернулась в Париж в сопровождении Паджелло. Она была рада увидеть своего сына Мориса и забрала его собой в Ноан, где ее с нетерпением ждали Соланж и Казимир. Находясь в окружении родных и друзей, она пригласила Паджелло навестить ее, но у него хватило ума отказаться. Чувствуя, что ее интерес к нему угас, он отправился в Италию.

Когда в октябре Жорж Санд вернулась в Париж, ее встретил Мюссе, страстно желающий возобновить с ней прежние отношения. Во время разлуки он писал ей пылкие письма и теперь клялся, что его единственное желание – чтобы они любили друг друга, «как Ромео и Джульетта, как Элоиза и Абеляр». Еще он хотел, чтобы в истории их имена стояли рядом: «Не станут произносить одного, не помянув другого». Мюссе заботился о том, чтобы в памяти людей остаться вместе с Жорж Санд, что, несомненно, свидетельствует о его величии и о его преданности.

Но вскоре у него появился новый повод для ревности, на этот раз вызванной нескромными откровениями их общего друга, убедившего Мюссе в том, что Аврора лгала ему. Каким-то образом ей удалось убедить его в том, что отношения с Паджелло исчерпали себя еще до того, как Мюссе покинул Венецию. Это было неправдой. На самом деле она предавалась любви с Паджелло, пока Мюссе лежал больным. Не умея сдерживать ярость, Мюссе донимал ее горькими упреками.

«О, как мне хотелось бы жить между вами двумя, делая вас счастливыми, и не принадлежать ни одному, ни другому».

В своем «Интимном дневнике», написанном в ноябре 1834 года, Жорж Санд открывает свою страдающую душу, хотя трудно сказать, кому предназначены эти откровения. Сохранившиеся сорок страниц показывают нам те навязчивые идеи, во власти которых находилась измученная любовью женщина. Они напоминают взволнованные письма Жюли де Леспинас, только за ними, слава богу, не скрывается трагедия со смертельным исходом.

Жорж Санд взывает к Мюссе: «Ты покидаешь меня в самый прекрасный момент моей жизни, в самый искренний, самый неистовый, самый безжалостный день моей любви. Разве мало укротить гордость женщины и бросить ее к своим ногам?»6 Она исповедуется Богу: «О! Прошлой ночью мне приснилось, что он рядом, что в экстазе целует меня. Какое жестокое пробуждение, Господи… темная комната, куда он больше никогда не войдет, кровать, на которую он никогда больше не ляжет».

Она признается самой себе: «Мне тридцать лет, я еще красива, по крайней мере буду красивой через две недели, если перестану плакать».

Она заклинает Бога: «Верни мне силу страсти, которую я испытала в Венеции. Верни мне ту неукротимую любовь к жизни, которая охватывала меня, как вспышка ярости посреди самого страшного отчаяния, позволь мне снова любить… Я хочу любить, хочу возродиться, я хочу жить». Как настоящий романтик, она ставит знак равенства между любовью и жизнью. Она умоляет Бога сжалиться над ней: «Яви Свое милосердие, послав забвение и отдых страдающему от печали сердцу… О, верни мне моего любимого, и я стану праведницей, и мои колени сами склонятся, как только я ступлю на порог церкви».

«Верни мне ту неукротимую любовь к жизни, которая охватывала меня, как вспышка ярости посреди самого страшного отчаяния, позволь мне снова любить… Я хочу любить, хочу возродиться, я хочу жить!»

Потом она просит Мюссе простить ее и оставаться ей другом: «Я хочу попросить тебя, любовь моя, пожать мне руку… Я знаю, что, когда кто-то больше не любит, он больше не любит. Но я должна сохранить твою дружбу, чтобы спрятать любовь в своем сердце и не дать ей убить меня».

И снова к Богу: «Нет, Господи, не дай мне стать безумной и уничтожить себя…страдания от любви должны возвышать, а не разрушать». Даже на пике отчаяния она ищет опоры в остатках идеализма.

Образ ее молодого любовника не отпускает ее: «О, мои голубые глаза, вы никогда больше не взглянете на меня! Прекрасная голова, я никогда уже не увижу тебя!.. Мое хрупкое тело, гибкое и теплое, ты никогда больше не склонишься надо мной… Прощай, белокурая шевелюра, прощайте, мои белые плечи, прощай все, что я любила, все, что когда-то было моим».

Жорж Санд безутешна. 24 ноября она приходит к Мюссе и не застает его дома. На следующий день он пишет их общему другу Сент-Бёву, что не в состоянии поддерживать никаких отношений со своей бывшей любовницей.

Тогда Жорж Санд ничего не остается, как примириться с поражением. «Ты действительно меня больше не любишь, это несложно понять».

Она признается: «В Венеции я вела себя хуже, чем ты… теперь я очень виновата перед тобой. Но моя вина в прошлом. В настоящем все еще много красоты и добра. Я люблю тебя, я готова на любые муки, только бы ты любил меня, но ты покидаешь меня».

В последний раз она умоляет Мюссе:

«Люби эту бедную женщину… Чего ты страшишься? Ведь эта истерзанная душа больше ничего не потребует от тебя. Кто меньше любит, тот меньше и страдает. Время любить теперь или никогда».

– Мне пришла отличная идея написать о нас: мне кажется, что так я излечу себя и свою больную душу. Я хочу воздвигнуть тебе алтарь… но буду ждать твоего позволения.

– Милый Ангел, делай все, что пожелаешь: пиши романы, сонеты, стихи, говори обо мне так, как тебе заблагорассудится, я слепо доверяю тебе.

То, что она готова любить больше и, следовательно, страдать больше, совсем не трогает Мюссе. Примирения не произошло. Жорж Санд делится своим горем с друзьями, среди которых писатель Сент-Бёв, музыкант Лист, художник Делакруа, в надежде, что их совместная атака пробьет брешь в обороне Мюссе. Все бесполезно. В декабре она возвращается в Ноан, прячась от своей семьи под маской счастливой женщины. Но агонизирующая история любви еще не закончена.

В январе 1835 года Мюссе и Жорж Санд вновь встречаются в Париже, и вновь становятся любовниками, и вновь принимаются мучить друг друга. На это раз терпение заканчивается у Жорж

Санд. Да месяца спустя она написала ему: «Я любила тебя, как сына, любила материнской любовью, эта рана все еще кровоточит… Я прощаю тебе все, но нам нужно расстаться».

Свою версию их любовной связи Мюссе описывает в полуавто-биографическом романе «Исповедь сына века»7. В апреле 1835 года после своего возвращения в Париж он писал в Венецию: «Мне пришла отличная идея написать о нас: мне кажется, что так я излечу себя и свою больную душу. Я хочу воздвигнуть тебе алтарь… но буду ждать твоего позволения».

Она согласилась: «Милый Ангел, делай все, что пожелаешь: пиши романы, сонеты, стихи, говори обо мне так, как тебе заблагорассудится, я слепо доверяю тебе». Ни на миг каждый из них не забывал о том, что он писатель.