Ирина Голицына - Воспоминания о России (1900-1932)

— Никаких новостей, и вы не можете уехать, не поставив нас в известность.

Дни тянулись, мы продали всё, что имели, и не могли уехать. Однажды мы сидели дома в скверном настроении, вдруг раздался стук в окно, заставивший нас поднять головы, и нам была вручена большая кастрюля горячего борща. Какой праздник был у всех нас в этот день! Я никогда не пробовала ничего подобного, — настолько он был вкусен. Мы почувствовали себя лучше и решили снова действовать.

— Почему бы не уехать, например, завтра, — предложила я, — чего мы ждем? Мы продали всё, даже квартиру, и новые жильцы начинают проявлять нетерпение, квартира принадлежит им, а мы всё еще тут. Пойдемте на старое кладбище, попросим отслужить молебен и отправимся.

Ники согласился, и мы все — малютка, дети и мы — пошли в церковь на старом кладбище. Вечерняя служба кончалась. Несмотря на то, что это был канун Успения Богоматери и церковь была полна народа, мы не могли найти священника, чтобы отслужить молебен. Мы вернулись домой, чувствуя, что нам пока ехать нельзя.

Мы всё обсудили и решили, что надо найти надежного человека, который мог бы поехать в Москву нашим курьером. Мы оплатили бы ему дорогу туда и обратно и дали бы письмо к тете Нине, объясняющее нашу ситуацию, с просьбой связаться с германским посольством. Наши новые хозяева были очень добрыми людьми, и к тому же в их интересах было, чтобы мы скорее уехали. Они нашли для нас молодого человека, который согласился проделать то, что мы хотели.

Через несколько дней он вернулся, сказав, что тетя Нина отказалась пойти для нас в посольство.

— Они не должны валять дурака, а собрать вещи и сами приехать в Москву. Это всё, что я могу сказать. До свиданья.

Мы были ошеломлены. Две мысли мучили нас: то ли последовать совету тети Нины, то ли искать другой путь.

— Она не отдает себе отчета, в какой ужасной ситуации мы находимся. Мы как мыши в ловушке, — сказала я.

Мой муж помолчал некоторое время, а потом сказал:

— Давай соберемся и отправимся как можно скорее. Ожидание ничего не даст. Этот узел надо разрубить так или иначе.

— Мы должны пойти в церковь, — сказала я, — мы не можем уехать без молебна.

На этот раз всё было совершенно по-другому. Мы сразу нашли священника, он отслужил молебен, благословил и пожелал всего хорошего. Ники пошел сообщить ближайшим друзьям о нашем решении, а потом мы в деталях разработали план действий. Мы решили, что на следующее утро Ники должен пойти на станцию и купить билеты и организовать перевозку нашего большого сундука. Мы точно знали, когда отбывает поезд. Мы должны были покинуть дом в три очереди. Сначала выйдет Ники, совершенно один. Потом подруга, которой можно было доверять полностью, возьмет Булю, а последней выйду из дома я с малюткой на руках и с Мимой. Нам нужно было еще написать открытку и отослать ее этим же вечером, но не тете Нине, а нашим друзьям, которые дадут ей знать, если что-то с нами случится. Текст открытки был следующим:

«Сентябрь. 7. 1932. Семья Бебишон (прозвище Валентины) выезжает из Перми восьмого. Надеемся, что у вас все благополучно и каникулы прошли хорошо».

Рано утром подъехала большая телега и забрала наш большой сундук и несколько вещей меньшего размера. Ники вышел, как было запланировано, а вскоре наша подруга забрала Булю. Потом вышла я с двумя младшими детьми, но вместо того, чтобы сразу пойти на станцию, я свернула в сторону и постучала в дверь священника. Матушка открыла дверь и впустила нас.

Услышав, что мы уезжаем, она спросила, есть ли у меня еда для детей. Я ответила, что у меня ничего нет. Она отрезала большой ломоть хлеба, завернула и вручила его мне.

— Путь длинный, вам он понадобится.

Я попросила ее благословить нас, поцеловала ее руку, и мы вышли. Отец Леонид был опять в тюрьме.

Утро было сереньким, и слегка моросило. По пути мы встретили женщину, которая стирала наше белье. Увидев меня, она спросила:

— Вышли погулять?

Немножко пройтись, — ответила я.

На вокзале Пермь-1 наша маленькая группа воссоединилась. Поезд был уже подан. Появились два ближайших друга — крестная мать малютки и девушка, которая носила нам воду из колодца. Мы попрощались с ними и вошли в вагон. Ники сел у окна. Между ним и мной мы поставили корзинку с ребенком. Двое детей сели напротив. Внезапно дверь открылась, и вошла группа людей в форме с револьверами в руках. Они посмотрели вокруг, уставились на нас, а затем один из них сказал:

— Мы должны искать с начала поезда.

Они вышли, оставив дверь открытой. Один из пассажиров заметил:

— Они ищут кого-то.

Мы не произнесли ни слова. Я сидела и молилась. Кого еще они могли искать — конечно, нас… Ужасные мгновенья, их невозможно забыть… Но наконец паровоз засвистел, и поезд тронулся. На станции Пермь-2 поезд стоял двадцать минут. Мы сидели и ждали, не смея произнести ни слова, потом опять гудки, и поезд начал двигаться. Он шел быстрее и быстрее и скоро пересек Каму.

После этого Ники сказал:

— Теперь, думаю, всё обошлось.

Я не была так уверена, но ничего не сказала, надеясь на лучшее. Чем дальше мы ехали, тем лучше себя чувствовали. Это было долгое путешествие. Мы могли покупать еду на некоторых станциях, но были очень рады большому куску хлеба. Ехали весь этот день, ночь, весь следующий день и всю следующую ночь, а в девять часов утра 10 сентября поезд остановился у московского перрона.

Мы взяли извозчика и приехали в дом тети Нины. По счастью, моя сестра Елизавета была как раз там. Мы были так счастливы оттого, что наконец оказались все вместе. Тетя Нина могла нам предложить только маленькую комнату, так что Ники нужно было устраиваться в другом месте. У него когда-то был доходный дом, который он продал незадолго до революции, но дворник там остался прежним и предложил приютить его. Так что после приятного обеда Ники сразу ушел. Нужно было много всего сделать, самое главное выяснить вопрос относительно паспортов и виз. У тети мы устроились очень удобно. Я спала на большой постели моей бабушки вместе с Мимой. Бабушка скончалась за два месяца до нашего приезда. Ники дважды в день приходил к трапезам. Он был очень занят, организуя всё для нашего дальнейшего путешествия.

Все шло замечательно. Через день после того, как мы прибыли в Москву, паспорта были готовы, а вскоре и визы. Нам стало ясно, что ГПУ не старается препятствовать нам, но пыталось запугать, чтобы мы сами отказались от поездки. Они сделали последнюю попытку, когда мы покидали Пермь, сделав вид, что обыскивают поезд. Когда же мы уехали из Перми, они сдались.

Наши десять дней пребывания в Москве были очень приятными. На второй день мы все пошли на кладбище Александра Невского, где покоились моя дорогая бабушка Татищева и тетя Тун. Узнав о нашем приезде, многие наши друзья приходили повидать нас. Детей баловали и восхищались ими. Тем было интересно в новой обстановке. Даже спустить воду в уборной было очень любопытно. Они шептались и постоянно пробегали по коридору, чтобы дернуть за цепочку, до тех пор пока не вмешалась тетя Нина. Поскольку всё шло так хорошо с нашим отъездом, мы несколько успокоились и чувствовали себя лучше физически и морально.