Хорст Герлах - В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946

Лагерь был переполнен. Вся работа выполнялась исключительно генералами. Я чистил картошку и мыл овощи. Цветочные клумбы и парк были предметами особого внимания. Семена некоторых растений привезли из Германии, и некоторые генералы оказались прекрасными садовниками. Русские показывали прекрасные цветники любому посетителю с таким видом, как будто это их собственное достижение. Там же имелась ферма по разведению кроликов, и их мясо иногда разнообразило лагерный рацион. Здесь все работы выполнялись только внутри лагеря, за исключением сбора урожая.

Как и во всех других лагерях, заключенные разделились на небольшие группы. Они читали и обсуждали между собой советские газеты и газеты из советской зоны оккупации. В лагере разрешалось послушать новости и по радио, однако вся информация, получаемая из таких источников, оказывалась крайне однобокой. По прошествии многих лет мы научились читать между строк. Начальник лагеря, носивший звание полковника, не отличался излишней суровостью, поэтому жизнь здесь по сравнению с другими зонами можно даже назвать относительно приятной.[9]

Весной 1954 года наши надежды на скорое возвращение домой вспыхнули с новой силой, но вскоре померкли. Мы оставались там же, где и были. Но лето сменила осень, а осень – зима. Прошел еще один год! Периоды надежд сменялись периодами тревожного ожидания, на смену которым приходили новые надежды, сменявшиеся отчаянием, и этот бесконечный процесс изматывал нам душу, пока, наконец, когда уже никто и не надеялся, пробил час нашего спасения.

Русские, разумеется, всего лишь просто люди и ничто человеческое им не чуждо. Никто не мог предсказать, что в один прекрасный день Кремль пригласит в Москву Аденауэра, пользовавшегося у него дурной славой. Мы заметили, что после смерти Сталина произошли большие изменения. Мы видели стремление следовать жесткой линии, которая иногда менялась «из тактических соображений», но при этом всегда делались ссылки на Ленина, основоположника этой линии. Мы видели, что Россия просыпается с улыбкой от долгого сна, что открывается новая страница в ее истории. Мы знали, что к власти пришел Маленков. Мы видели, что некоторые вещи, которые ранее называли черными, теперь называют белыми. Мы слышали от русских, что они испытывают к Маленкову большую симпатию, поскольку он освободил из лагерей многих людей. Мы видели, что Маленков снова ушел в тень. Мы слышали высказывания новых руководителей, в которых не было ничего нового. Мы видели, что они стараются дистанцироваться от своих предшественников, при этом все же не зная, как далеко в конечном итоге они могут зайти. Еще мы знали, что все останется по-прежнему. Изумленные, мы убедились в том, как плохо разбираются немецкие журналисты, приехавшие в Москву для освещения футбольного матча, в происходящих в стране событиях. Улыбающиеся русские были в наступлении.

Именно в такой момент и прибыл в Москву германский канцлер Аденауэр. Слухи бурлили как никогда раньше. Настроение в течение кратчайших промежутков времени менялось от точки замерзания до точки кипения. Находясь в состоянии постоянного напряжения, мы ожидали исхода напряженных переговоров. Мы обратили внимание на уважение, с которым русские относились к смелой позиции немецкой делегации. Ближе к концу переговоров мы опять воспрянули духом, но в прошлом нас уже обманывали столько раз, что никак не могли до конца поверить в нашу удачу. Нам так часто приходилось разочаровываться!

Затем в Войковский лагерь прибыли три советских генерала. Они пригласили на совещание немецкого старосту лагеря генерала Майнерса и сказали ему, чтобы он собрал так называемый митинг для заключенных, отправляющихся домой. После переговоров с Аденауэром эти три генерала были направлены по распоряжению советского правительства в наш лагерь, чтобы объявить его обитателям: они теперь – свободные люди. По этому поводу даже было опубликовано официальное заявление.

Для проведения митинга предписывалось собрать президиум, состоящий из трех советских и трех немецких генералов. Генерал Майнерс ответил, что он сомневается в том, удастся ли ему убедить немецких генералов принять участие в таком митинге, поскольку на немцев, которые все еще остаются в Советском Союзе, наклеен ярлык преступников, хотя они всего лишь были солдатами, исполнявшими свой долг. Ответ был уклончивым. Немецкие военнопленные удерживались в Советском Союзе по политическим причинам. Поскольку Германия и Россия ныне хотят установить дружеские отношения и обменяться дипломатическими представительствами, военнопленным теперь предоставляется возможность вернуться на родину. Генерала Майнерса попросили не создавать излишних проблем для советской делегации. У них есть приказ пожелать бывшим заключенным на прощание всего наилучшего, поэтому их надо воспринимать как друзей, а не врагов. Майнерс попросил разрешения посоветоваться по поводу всего вышеизложенного с остальными обитателями лагеря. Потом он обо всем сообщит советской делегации.

Митинг все-таки состоялся, и мы старались делать хорошую мину при плохой игре. В саду установили стулья и стол, покрытый красной скатертью. Появились журналисты, которые засняли все происходящее на кинопленку и сделали фотографии. Начался последний акт нашей драмы!

Один из советских генералов произнес длинную речь, в которой он разъяснил все последние события и сказал, что мы теперь свободные люди. Мы будем разделены на группы по тридцать два человека каждая и отправлены домой в течение недели. Сообщались также некоторые дополнительные подробности. Для всех нас будет сшита одежда. (Мы подсчитали, что костюм, пальто, шляпа, рубашка и прочие предметы одежды обойдутся по три тысячи рублей на человека или в общей сложности более полумиллиона марок.) Наше путешествие будет состоять из двух этапов: на первом нас доставят из Иванова в Москву, на втором – повезут далее в спальных вагонах, подсоединенных к экспрессу Москва – Берлин. После выступления русских к нам также обратился и староста лагеря. По завершении митинга сад мгновенно опустел. Русские удивились и сказали генералу Майнерсу, что они еще не уезжают и хотели бы устроить прощальный обед. Майнерс опять ответил, что по этому вопросу должен посоветоваться с остальными. Он собрал совещание, в ходе которого решили, что мы сами пригласим русских, а не русские нас. Так и передали советской делегации. Те были довольны, что дело обернулось подобным образом, но в свою очередь выдвинули условие: продукты и подготовка к прощальному банкету остаются за ними. Праздничное застолье назначалось на полдень следующего дня.