Хорст Герлах - В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946

В Германии жизнь вошла в нормальное русло. Люди выезжали за границу, и время от времени они сообщали об этом в присылаемых нам почтовых открытках. После этого русские сразу же захотели знать, что наши друзья или родственники делают за границей, например в Америке или в Италии. Затем начинались допросы получателей таких открыток. По каким делам этот человек отправился в другую страну? Что ему там надо? В результате ввели ограничения на количество адресатов, с которыми заключенные могли переписываться. Каждый должен был выбрать только три адреса для переписки, причем эти адреса хранились в его личном деле и сравнивались с поступавшей почтой. Нет слов, чтобы выразить свою благодарность всем тем, кто мне помог. Я провел в лагере почти полтора года, когда однажды ко мне подошел дежурный офицер и сказал, чтобы я готовился к отправке. Через два часа машина для перевозки заключенных уже стояла перед воротами тюрьмы.

Этот лагерь находился всего лишь в 20 километрах от прежнего, и обычно его называли «австрийским лагерем». В нем содержались четыреста австрийцев, двести немцев и тридцать испанцев. Старостой лагеря был австриец по фамилии Шамерль. Русский начальник лагеря, имевший звание майора, был очень сдержан, его поведение можно было бы назвать вежливым. В этом лагере я встретил многих старых знакомых. Обменявшись приветствиями, мы отпраздновали нашу встречу.

Как и во всех других лагерях, инвалиды здесь были заняты на хозяйственных работах внутри лагеря. Через три недели меня назначили ночным дежурным. Согласно распорядку в десять часов вечера все должны находиться в своих кроватях. Летом в это время еще слишком светло, и по этой причине многие заключенные не могли уснуть, поэтому они просто лежали на кроватях и курили. Иногда устраивались проверки, и тогда всех зазевавшихся отправляли в штрафной изолятор. Позднее я выключал все лампочки и должен был удостовериться, что нигде не горит свет. В полночь мое дежурство заканчивалось.

Зимой я получил другое задание. Я вырезал деревянные фигурки. До этого я никогда в жизни не держал в руках резцы для дерева, но я старался. Вырезанные мной лошадиные головки, которые использовались в качестве фигурок во время игры в шахматы, вскоре получили всеобщее одобрение. Шахматы были не только нашим самым любимым развлечением в лагере, но и одной из самых любимых забав русских, поэтому деревянные фигурки пользовались большим спросом. Однажды мы вырезали копию одной из кремлевских башен – высотой 75 сантиметров – со встроенными в нее часами. В общем, я был занят работой, которую мог выполнять сидя. Я работал в утренние часы, а после полудня был предоставлен сам себе. За свою работу я получал 40 рублей в месяц. Впервые за все время пребывания в России я получал хоть какие-то деньги.

Во время досуга мы собирались небольшими группами. Используя продукты из посылок, мы могли отмечать праздники, дни рождения и годовщины важных событий. В таких случаях мы обычно готовили бутерброды, а также кофе или чай. Мы рассказывали друг другу забавные истории. Искусство рассказывать истории было доведено до высшей степени мастерства за долгие годы пребывания в тюрьмах и лагерях. Я лично часто рассказывал о различных приключениях, которые мне довелось пережить в мою бытность летчиком, а также о последних днях пребывания в рейхсканцелярии. Естественно, у русских везде были информаторы. И мне запретили рассказывать о событиях в рейхсканцелярии, поскольку они называли это профашистской пропагандой. Естественно, эта тема очень интересовала моих товарищей, поскольку в неразберихе последних дней войны они получали очень противоречивые сведения о том, что там происходило, или же не получали их вовсе. Я всегда старался рассказывать как можно объективнее об этих событиях. Русские часто расспрашивали разных людей о том, о чем им говорил генерал, а они всегда отвечали, что он рассказывал о своем полете в Африку и о других приключениях, связанных с его летной службой. Но наверняка среди моих слушателей встречались настоящие информаторы администрации. Скорее всего, именно благодаря их доносам меня и перевели в «австрийский лагерь».

Я постоянно объяснял русским, что никогда не был политическим деятелем, поэтому не оцениваю свои поступки с политической точки зрения, и, следовательно, они не должны рассматривать рассказываемые мной истории как пропаганду. Тем не менее я придерживался мнения, что русские, переводя с одного места на другое, пытаются изолировать меня от привычного круга общения и стараются делать так, чтобы я очутился в совершенно непривычных для себя условиях. Без сомнения, все это – приемы тактики русских, старавшихся, чтобы мы не смогли установить близкие связи с окружавшими нас людьми. Чтобы держать нас под контролем, они разработали определенную схему перевода заключенных с одного места на другое, которая неукоснительно соблюдалась.

В 1953 году наши надежды на скорое возвращение домой возросли опять. В Москве велись переговоры между Гротеволем[8] и советским правительством. В советских газетах, а также в газетах, издававшихся в советской зоне оккупации, печатались статьи, в которых говорилось о том, что вскоре всех немецких военнопленных освободят, за исключением особо злостных военных преступников. Среди нас нашлись знатоки, которые предсказывали, кого отпустят домой, а кого нет, но, как всегда, ошиблись. Некоторые из тех, кто думал, что их отправят в Германию в самую последнюю очередь, отбыли на родину, а те, кто надеялся, что уедут со следующим же эшелоном, так и остались в лагере. После всего этого можно было строить теорию, что у русских все процессы носят хаотичный характер, но она так и осталась теорией.

Во всяком случае, осенью и зимой 1953 года домой вернулись тысячи людей, которые смогли рассказать о страданиях тех, кто все еще продолжал томиться в неволе. Мы твердо верили, что вернувшиеся домой, а также многие другие наши соотечественники не забудут о нас. В декабре 1953 года в Германию ушли последние эшелоны. Нас осталось не так уж и мало, и мы опять оказались наедине со своими надеждами.

К 15 февраля 1954 года все генералы, находившиеся в близлежащих зонах, были собраны в нашем лагере. Спустя много дней всех нас, около 30 генералов, отправили в Войково, расположенное в 300 километрах к востоку от Москвы. Там располагался генеральский лагерь. Определенное число генералов осталось там еще со времен судебных процессов, а менее сговорчивых отправили оттуда в другие трудовые лагеря. Вместе с нашим этапом и некоторыми другими, которые прибыли примерно в то же время, в Войкове оказалось 186 генералов. Кроме немецких, десять венгерских и около 40 японских генералов.