Преступный мир и его защитники - Н. В. Никитин (Азовец)
Уходя из дому, Лукин захватил с собой «на всякий случай» и трехфунтовую железную гирю с привязанной к ней веревкой. Придя в поле, он подал эту гирю Павловскому и решительно сказал:
— Ударь Пухова!
Не желая убивать мальчика, Павловский нарочно промахнулся.
Поняв, в чем дело, испуганный Минай бросился бежать. Озверевший Лукин, прихватив гирю, погнался за ним, крича:
— Теперь не уйдешь от меня!
Мальчик поскользнулся на обледеневшем снегу, упал и был настигнут преследователем, который несколькими ударами гири раздробил ему голову.
Возвращаясь домой, убийца под угрозой смерти приказал своему спутнику молчать о происшедшем.
Вечером в тот же день любовница Павловского спросила его, куда делся мальчик.
— Не знаю, — ответил он.
— А мне Иван сказал, что вы убили его, — возразила на это Анисья и высказала опасение, что, может быть, мальчика не совсем добили и он жив.
Сам Лукин при допросе в полиции первоначально отрицал свою вину, но затем, после очной ставки с Павловским, сознался в преступлении и подтвердил его рассказ.
На следствии, однако, Лукин снова отказался от своего признания.
Анисья Иванова также не признавалась в укрывательстве преступления, говоря, что узнала об убийстве мальчика только лишь в сыскной полиции.
Дознанием по этому делу было установлено, что в 1899 г., летом, Минай Пухов был задержан полицией по подозрению в одной краже и выдал всех участников преступления, в том числе и Лукина. Когда после этого вся преступная компания была препровождена в Александро-Невскую часть, выданные Пуховым воры жестоко избили его, и только Лукин не принимал в этом участия, сказав, что он доносчику «подкинет на воле».
Лукин и его компаньоны были привлечены к уголовной ответственности и весной 1891 г. предстали перед Санкт-Петербургским окружным судом.
Председательствовал С. В. Карчевский. Со стороны обвинительной власти выступал товарищ прокурора А. А. Горемыкин. Защищали подсудимых присяжный поверенный Плансон (Анисью Иванову) и Гейдатель (Ивана Лукина).
На суд было вызвано свыше 20 человек свидетелей.
Обвиняемые держались спокойно, равнодушно слушая свидетельские показания.
Главный обвиняемый — Иван Лукин, мужчина 37 лет, с хладнокровным, жестким выражением лица, обрамленного небольшой русой бородкой.
Павловский представлял собой обычный тип фабричного, молодого парня, хорошо знакомого со столичными соблазнами. Одно время он работал на Невском судостроительном заводе, но затем оставил службу и перешел на квартиру к Лукину. Кроме убийства мальчика он обвинялся еще и в краже с взломом.
Третья подсудимая — Анисья Иванова — женщина лет за 30, с острыми чертами лица. С Лукиным она уже давно сошлась и имела от него четверых детей.
Свидетельские показания, в общем, были неблагоприятны только для Лукина. По словам знавших его лиц, он очень вредно влиял на окружавшую его молодежь и считался руководителем многих мелких краж. Занимаясь хищением чужого имущества, он не брезгал в то же время прибегать и к шулерству, обыгрывая попадавшихся на его удочку простаков.
Особенно заинтересовало всех показание крестьянки Каблановой — бабушки убитого мальчика.
По ее словам, исчезнувший внук еще до обнаружения преступления привиделся ей во сне и сказал: «Бабушка, молись не за здравие, а за упокой, я у Лукина убит и в мусоре зарыт». Этот странный сон вскоре еще раз повторился. К ее ужасу, вещий сон не замедлил подтвердиться, и несчастный мальчик действительно был найден убитым.
Со своим отцом мальчик не ладил, и вообще не сладко ему жилось в семье. По показанию одной свидетельницы, мачеха мальчика как-то говорила даже: «Не найдется ли мазурик, который бы за 50 рублей убил Миная?» Недолюбливая пасынка, она нередко отказывала ему в куске хлеба, а отец жестоко бил его.
После продолжительного совещания присяжные заседатели, оправдав Анисью Иванову, признали остальных двух подсудимых виновными в убийстве мальчика без предварительного соглашения и заслуживающими снисхождения. Кроме того, Павловский был признан виновным и в одной краже с взломом.
Суд приговорил их к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы: Ивана Лукина — на пятнадцать лет и Сергея Павловского — на шесть лет и восемь месяцев.
ПОДДЕЛКА АККРЕДИТИВОВ
В 1900 г., летом, банкирский дом Вавельберга в Петербурге получил из-за границы извещение об уплате по его аккредитивам берлинским банкирским домом «Мендельсон и К0» и Германским банком какой-то Ольге Барановой 40 000 марок.
При проверке оказалось, что никакого счета на имя Барановой в конторе Вавельберга не было и, следовательно, предъявленные за границей аккредитивы были подложные.
Подозрение в преступлении пало на служившего у Вавельберга брауншвейгского подданного Густава Лихтенштейна, который вел аккредитивную корреспонденцию, и бланки аккредитивных писем при отсылке заграницу проходил через его руки. Получая в месяц 100 рублей жалованья, он вел сравнительно широкую жизнь, играл в клубах, понаделал долгов, и зимой 1899 г. по иску портного на его жалованье был даже наложен арест.
В начале 1900 г. Лихтенштейн познакомился с француженкой Юлией-Марией Жакэ и вступил с ней в близкие отношения. Француженка в это время не имела определенных занятий и, квартируя в меблированных комнатах, жила, по-видимому, на средства Лихтенштейна. Тем не менее она нуждалась в деньгах и, занимая однажды пять рублей у артистки «Альказара» Арлеты Альмес, откровенно призналась, что ей нечего есть. В конце концов она была вынуждена обратиться за помощью во французское посольство и благотворительное общество. Ей выдали 25 рублей для уплаты за квартиру и билет 3-го класса до Парижа. Однако француженка, бывшая беременной, продала кому-то этот билет, объяснив артистке Альмес и содержательнице комнат Жолнирович, что ей нужно ехать не в Париж, а в Берлин для получения денег Лихтенштейна.
Сам же Лихтенштейн говорил своим знакомым, что Жакэ собирается уехать из Петербурга в провинцию, так так нашла место гувернантки.
В мае 1900 г. Густав Лихтенштейн уволился из конторы Вавель-берга, а 14 июня француженка выехала за границу, предупредив Альмес, что
