Алекси Лайхо. Гитара, хаос и контроль в жизни лидера Children of Bodom - Петри Силас
Мне рассказывали, как МГ, отец моего папы, настаивал на том, что на определенном этапе сыну обязательно нужно подарить хороший нож. Это была одна из лапландских традиций. Насколько я помню, подходящий возраст – это восемь лет, так что я тогда, видимо, был во втором классе. В тот момент я как раз должен был получить свой первый настоящий нож, а также подробные инструкции насчет того, как им нужно пользоваться. И особенно – как им пользоваться не нужно.
Вот так за прогулками и разговорами отец научил меня обращаться с этим оружием. С тех пор я считаю ножи и пуукко (острый скандинавский нож, используемый для охоты или изготовления деревянных изделий, – прим. пер.) произведениями искусства. Несколько лет спустя мы посетили завод Marttiini в Рованиеми, и там мне купили прекрасный лапландский охотничий нож. Конечно же, мы выбрали тот, который подошел под мальчишечью руку, но это всё равно была вещь что надо.
Я сам отдал один такой нож Рэнди Блайту. В свое время он был крутым охотником, так что это казалось подходящим подарком. Ножи Marttiini действительно очень острые, и Рэнди сразу же это проверил. Я тогда немного занервничал из-за его действий – он резко вытащил клинок из ножен и крепко вжал лезвие в свою руку. А затем быстрым движением сбрил внушительную часть волос. Он посмотрел на оставшийся след и усмехнулся. «Острый как бритва», – улыбнулся тогда Рэнди и поблагодарил за подарок.
Также у меня в Австралии есть падчерица. Кажется, Шелби было около семи лет, когда мы с ней впервые встретились. Это хороший возраст для знакомства, потому что с этим человеком уже можно поболтать. Если бы Шелби, например, было три года, то ситуация, конечно, сложилась бы непростая. Нет, в целом я умею хорошо ладить с детьми. Вот младенцы для меня – это трудный случай, но когда они уже умеют говорить или, к примеру, самостоятельно передвигаться, то, как правило, их уже можно назвать отличной компанией. Я с самого начала сказал Шелби, что она может называть меня как захочет. Так что лицом к лицу она обращается ко мне по имени, но в разговорах с друзьями называет отчимом. И это совершенно нормально.
На пороге своего 40-летия я столкнулся с чем-то новым и сейчас нахожусь в уникальной для себя жизненной ситуации, к которой еще предстоит привыкнуть. Но если немного сбавить скорость и посмотреть в зеркало заднего вида, то можно понять, что в прошлом на нашем пути случались более серьезные и неприятные ситуации.
Я никогда не хотел, чтобы у меня были собственные дети. Не думаю, что я стал бы хорошим отцом. В молодости у меня на это были свои причины, а сейчас я, пожалуй, уже слишком привык к свободе. Честно говоря, я не уверен, что смог бы уделять достаточно внимания интересам ребенка. Но если вы планируете стать родителями, то, по-моему, дети должны быть центром всего, что бы вы ни делали, и в них нужно вкладываться на все сто процентов. Честно говоря, я считаю отвратительным, когда люди заводят детей, а потом не могут о них позаботиться.
Для себя я уже давно решил, что Children of Bodom – это мой ребенок. Пока группа существует, всё в моей судьбе подчиняется ее условиям. А ведь это продолжается уже более двух третей моей жизни. Я вкладывал в это дело больше, чем в какое-либо другое. И как никто другой вкладывался в него сам.
Рисуя и играя с Шелби, я замечал, что общение на одном уровне с ней пробуждает во мне моего внутреннего ребенка. Еще одна прописная истина, которая чертовски верна. Для меня большая честь участвовать в жизни Шелби, и я всегда буду во всем ее поддерживать.
На данный момент мое существование вынужденно разделено надвое, потому что из-за группы мне приходится много времени проводить в Хельсинки. И в Финляндии у меня есть очень много близких друзей. Однако я думаю, что место, где меня похоронят, будет именно в Австралии.
На этой серьезной теме можно остановиться и подумать о том, что считается священным. И мама, и папа воспитывали меня как истинного христианина. Но мы никогда не ходили в церковь.
В целом, мне хочется верить, что за гранью существует что-то еще. Несомненно. Становится скучно от мысли, что жизнь на Земле – это всё, что у нас есть. Возможно, что-то колдовское или некий языческий мир – это то, во что мне бы хотелось верить.
Скажем так, у меня есть татуировка с изображением богини Кали, которая, как я думаю и надеюсь, иногда приносит в мою жизнь что-то хорошее. Вера в это может быть – и, скорее всего, является – полнейшей чушью, ну и что с того?
В определенные моменты жизни каждый человек обязательно начинает копаться в себе в поисках чего-то, что сможет придать ему сил. Но в конце концов всё равно придется самому разбираться со всеми своими проблемами. Если произошло какое-то дерьмо, то нужно действовать. Самостоятельно. Гребаные молитвы в сложных ситуациях – это пустая трата времени.
И мне совершенно неважно, если кто-то носит на шее крестик. Надеюсь, что другие люди также относятся к моей татуировке с Кали. Я считаю, что каждый волен верить в то, во что хочет, если только человек не навязывает свое мнение другим и не делает глупостей из-за того, что его бог якобы лучший из всех.
На символы всего мира можно смотреть, так сказать, в свободное время, но о своих собственных проблемах вы должны заботиться сами. И решать их желательно сразу. Нужно научиться верить в самих себя, прежде чем обращаться к какой-либо религии или даже к другим людям. Аминь, блядь.
Самое святое в моей жизни – это, безусловно, семья, в которую входят ребята из COB, мои родители, Анна и ее семья, Келли и Шелби. Для меня это является неприкосновенным. У нас в группе с самого начала карьеры было отчетливое понимание того, что нельзя нарушать взаимное доверие. Ни за какую цену. Звучит это, конечно, по-мафиозному, но у нас есть серьезная договоренность, что, если случится какое-то дерьмо, подруги и жены остаются в стороне. Можно делать и говорить всё, что угодно, но нельзя вовлекать в это близких людей или использовать их в качестве оружия. Вот почему мы в самом начале выгнали из группы несколько человек. Потому
