Скотт Паттерсон - Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок
Остальные менеджеры были в той же ситуации. «Мы с ума сходили, — вспоминал сооснователь AQR Джон Лью. — Менеджеры-кванты обычно стараются не слишком афишировать свою деятельность, особенно друг с другом на контакт не идут. Это было очень похоже на партию в покер. Вселенная квантов не так велика. Мы, менеджеры, все знаем друг друга. Мы звонили друг другу и спрашивали: “Вы продаете? — А вы?”»
Ситуация выходила из-под контроля. Мюллер сообщал о положении вещей боссам Morgan, включая Зоуи Круз и Джона Мэка.
Он хотел знать, какой ущерб можно себе позволить. Но руководители не назвали цифр. Они не понимали всех тонкостей работы PDT. Мюллер долгие годы держал свои позиции и стратегии в таком секрете, что мало кто в банке имел представление о том, как PDT делает деньги. Круз и Мэк знали, что фонд почти всегда приносил прибыль. И только это было важно.
Значит, решать было Мюллеру. К утру среды, 8 августа, он определился. Накануне он прилетел из Бостона, когда стало понятно, что произошло что-то серьезное. В аэропорту Ла Гуардиа его встретил личный шофер, офицер полиции в отставке. По дороге в город на заднем сиденье своего BMW 750Li он позвонил в офис, чтобы оценить ущерб.
Потери были колоссальными, вдвое хуже, чем в понедельник. Мюллер понял: надо срочно что-то делать. Времени не так много. День уже был в самом разгаре. Нужно принимать решение.
Он заглянул в свою квартиру в здании Time Warner, а потом пешком дошел до офиса. Было около 7 часов вечера. Он отправился в офис Morgan, чтобы встретиться с трейдером Эми Вонг, отвечавшей за портфель с фундаментальным подходом, которому приходилось хуже всего. Они вместе с несколькими ключевыми сотрудниками засели в конференц-зале рядом с маленьким операционным залом PDT.
Вонг подсчитала убытки. Фундаментальный портфель лишился почти 100 миллионов долларов.
— Что нам делать? — спросила Вонг.
Мюллер пожал плечами и скомандовал: продавайте.
К утру среды PDT вовсю выполнял приказ Мюллера, агрессивно закрывая позиции. И при этом ситуация не улучшалась. Все остальные алгоритмические фонды тоже в панике продавали. В ту среду то, что началось как дикие и необъяснимые сбои в моделях квантов, превратилось в катастрофический обвал, подобных которому в истории финансовых рынков еще не бывало. Почти все алгоритмические стратегии, даже самые хитроумные, приводили к миллионным потерям. Это был делеверидж в космических масштабах.
Удивительно, но «затерянный мир» алгоритмической торговли первое время скрывал потери от внешнего мира. Стремительный рост цен на акции, на понижение которых играли кванты, привел к прибылям на общем рынке и сбалансировал падение акций, которые по оценкам квантов должны были прибавить в цене. В понедельник индекс Доу-Джонса вырос на 287 пунктов. Еще 36 пунктов прибавилось во вторник, затем еще 154 в среду. Рядовые инвесторы и не подозревали о катастрофе, творившейся в этот момент под поверхностью финансовых рынков, миллиардах, испаряющихся со счетов хедж-фондов.
Было немало свидетельств тому, что ситуация накалилась. Акции, на понижение которых усиленно играли, вдруг взмыли вверх без всякой разумной причины. Vonage Holdings, телекоммуникационная компания, акции которой за прошлый год упали на 85 %, вдруг поднялась на 10 % за один день. А информации все не было. Интернет-магазин Overstock.com; Taser International, производитель электрошокеров; жилищно-строительный гигант Beazer Homes USA; компания Krispy Kreme Doughnuts — сплошь фавориты коротких продаж — вдруг резко выросли, а остальной рынок падал. С точки зрения рынка никакого объяснения этому не было. В неблагоприятной экономической ситуации такие рискованные акции, как Taser и Krispy Kreme, явно должны были пострадать. Beazer должен оказаться на грани банкротства из-за спада на рынке жилья. Но предательское «короткое сжатие» заставило акции пойти вверх.
Огромные прибыли привели к оптическому обману: казалось, что рынок растет, хотя он серьезно пошатнулся. Любимые Эснессом стоящие акции стремительно падали. Акции с низким соотношением рыночной цены и балансовой учетной стоимости, например Walt Disney и Alcoa, получали удар за ударом.
«Происходит масштабное закрытие позиций[137]», — сказал в интервью Wall Street Journal Тим Крочак, управляющий директор бостонской инвестиционной компании Capital Partners. Разъяренные инвесторы-традиционалисты, увидев, как рушатся их портфели, вымещали свой гнев на квантах. Кто-то презрительно сказал Мюллеру: «В старших классах ты не мог завести себе девушку, а теперь уничтожил мою месячную прибыль».
В самый разгар бойни Майку Риду пришла в голову идея: на час прекратить продажи, чтобы посмотреть, не стимулирует ли сам PDT все эти события, — красноречивый пример того, какой хаос творился на рынке. Никто не знал, в чем причина. Но отчаянный ход ни к чему не привел. PDT продолжал получать удар за ударом.
После обеда наступило обманчивое затишье. Однако ближе к закрытию торгов бойня возобновилась. Мелкие инвесторы наблюдали за безумными скачками рынка и не могли понять, что происходит. Откуда им было знать о компьютерной мощи и десятках алгоритмических стратегий, которые стояли за хаосом, внесшим полную сумятицу в их планы 401(k) и взаимные фонды.
Интуиция не совсем обманула Рида. Мысль о том, что принятое PDT решение продавать негативно сказывается на рыночной ситуации, не была лишена здравого смысла. Причиной катастрофического падения в среду и на следующий день было отсутствие на рынке трейдеров, использующих стратегию высокочастотного статистического арбитража, которые обеспечили бы ликвидность. Среди крупнейших фондов были Medallion компании Renaissance и D. E. Shaw. PDT за неделю до этого уже провел существенный делеверидж своего фонда статистического арбитража, Мидаса. Другие фонды с аналогичной стратегией сейчас занимались тем же. Когда инвесторы старались избавиться от своих позиций, не оказывалось высокочастотных фондов, готовых скупить их, — они тоже продавали. В результате ликвидность отсутствовала. Цены обрушились.
К концу дня в среду PDT потерял почти 300 миллионов долларов — и это только в тот день. Фонд горел синим пламенем. У других потери были еще больше. Global Alpha банка Goldman за месяц упал почти на 16 %. Убытки составили около 1,5 миллиарда долларов. AQR потерял 500 миллионов только за среду, это была его крупнейшая в истории потеря за день. Такого стремительного исчезновения денег Эснесс еще никогда не видел. Он прекрасно осознавал, что если это будет долго продолжаться, AQR разорится.
И он ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Разве что ликвидировать, ликвидировать, ликвидировать.
В GSAM поняли, что дело кончится полной катастрофой, если не остановить обезумевших продавцов. Лучшие трейдеры Goldman были на последнем издыхании, они сидели в офисе по пятнадцать-двадцать часов. Кто-то вообще домой не уходил.
Кархарт и Ивановски, как и остальные менеджеры-кванты, пытались избавить свои фонды от левериджа, старались восстановить работу основанных на волатильности моделей управления рисками. Но тут была одна проблема: каждый раз, когда GSAM продавал позицию, снова происходил скачок волатильности — это значило, что надо и дальше продавать. Более высокие показатели волатильности заставляли фонд избавляться от большего количества позиций и наращивать капитал.
Вывод был ужасающим: GSAM оказался в замкнутом кругу. Увеличение продаж вызывало рост волатильности, это приводило к дальнейшим продажам и новому витку роста волатильности. Это была западня, в которую попали и все остальные алгоритмические фонды. Они старались обеспечить ликвидность позиций, чтобы была возможность закрыть их без больших потерь, когда это будет необходимо. Но когда они начинали делеверидж, то возвращались туда, откуда начинали. Команда GSAM с ужасом поняла, что попала в смертельный водоворот. Начали поговаривать о крахе, похожем на крах LTCM, который утащит на дно не один фонд, а десятки.
— У нас не было ощущения, что это когда-нибудь закончится, — сказал один из трейдеров GSAM. А если это будет продолжаться еще достаточно долго, коллапс фонда LTCM в 1998 году покажется не более чем увеселительной прогулкой.
Но что же было делать?
Мэтью Ротман проснулся рано утром в среду 8 августа и отправился в сан-францисский офис Lehman Brothers на Калифорния-стрит, за углом от гостиницы Four Seasons. Он завалил свою команду алгоритмических исследований в Нью-Йорке письмами с единственным распоряжением: подготовить отчет, объясняющий квантовый коллапс. Но несколько его сотрудников не могли в то утро добраться до офиса Lehman в Мидтауне на Седьмой авеню. Сильная буря вызвала перебои в работе подземки, а такси было не поймать. Ротман сказал, что они должны любым способом попасть в офис. Пешком, бегом, на лошади. Не важно. Они должны выполнить это распоряжение. Ротман был постоянно на связи со своей командой в Нью-Йорке. Весь день он собирал данные, изучал Уолл-стрит в поисках разгадки, записывал, составлял сложные таблицы. Когда отчет был готов, у него на часах была полночь, а в Нью-Йорке — 3 часа ночи. Ротман, еле передвигая ноги, поплелся назад в гостиницу.
