Владимир Ионов - Житие тщеславного индивида

Дальше я писал о людях, загнанных в угол тем, что они не могут ничего ни продать, ни купить. И всё это, потому что кто-то блюдет дипломатический политес, продиктованный интересами, не имеющими ничего общего с потребностями конкретных живых людей.

Через пару недель получил газету, прочитал статью на полстраницы «МН», увидел под ней свою подпись и пришел в ужас: в материале не было ни единого моего слова, а тем более моей мысли о необходимости прорыва блокады вокруг республики, многонациональный народ и руководство которой уповают на Россию. В статье повторялись чьи-то домыслы о сепаратизме незаконного правительства Приднестровья, о его милитаристских наклонностях, с которыми пора покончить.

И это должен был прочитать Юрий Смирнов, только что, не смотря на разруху и бедствие народа, безоговорочно победивший на выборах. И совсем не потому, что мы со Спицыным такие уж умельцы в организации предвыборных кампаний. А потому, что избиратели верили своему президенту, всецело разделяющему стремление народа к единению с Россией. И эту трескучую политконъюнктурную по тем дням белиберду могли за моей подписью прочитать люди, в которых я вселял веру в лучшее будущее республики!

У меня темнело в глазах от этого. Схватил телефон, набрал прямой номер главного редактора:

– Виктор Григорьевич, что вы делаете? Я разве это писал о Приднестровье?

– А что ты писал? Тут все акценты расставлены верно. Что тебя не устраивает?

– Меня не устраивает моя подпись под такой хренотенью. В ней нет ни одного моего слова.

– Странно. Я, признаться, не видел оригинала. А там про что-то другое было? И что теперь делать?

– В следующем номере напечатать мой материал, а относительно этой статьи дать поправку, что подпись Ионова поставлена под ней ошибочно. И хорошо, если назовете там автора.

– Так… Ну, ты не диктуй, что нам делать. Разберемся.

– Я готов разбираться вплоть до суда.

Лошак, не ответив, повесил трубку.

Поправку спустя пару недель напечатали петитом восьмого кегля внизу одной из внутренних страниц. Как всегда – облаяли громко, а извинились, едва пискнув. У меня окончательно оборвалось настроение, с которым я работал в «МН». Да и всё больше приходило понимание, что, печатаясь в Москве, я не становлюсь более известным человеком в городе, в котором живу. Потому что газета стремительно теряла число подписчиков в Нижнем. И дело тут не в качестве моих или прочих публикаций, а в ухудшении жизни нижегородцев и во всевозрастающей цене подписки на издания. То же самое происходило и в других городах. «МН» хирела на глазах, и однажды летом 1998 года я получил от Виктора Лошака письмо, в котором говорилось, что материальное положение ЗАО «Московские новости» не позволяет дальше иметь столь обширную корреспондентскую сеть, а по сему «спасибо за многолетнее плодотворное сотрудничество» и пшел вон по сокращению штатов.

Это не было ударом по самолюбию, потому что я уже давно и регулярно печатался в самом популярном тогда нижегородском еженедельнике «Биржа». И эти публикации гораздо больше тешили мое тщеславие, чем редкое теперь появление имени в столичной печати.

Последним наиболее заметным выступлением в «Московских новостях» была довольно сентиментальная статья на странице трех авторов о чувствах нижегородцев в связи с уходом Бориса Немцова на работу в правительство страны. Нижегородцы обиделись на него. Ведь обещал быть с ними, а подвернулась работенка классом повыше и – поминай, как звали! А поминать было что, особенно нам, журналистам. Борис был мастером самопиара, и у нас, что ни день, то какое-нибудь новое начинание губернатора и обязательно, по его подаче, «уникальное для страны». Так что пиши – не хочу! И коллеги (особенно женского пола) писали. Писали всякое, недаром про Нижний Новгород говорили, что это «край непуганых журналистов». Как грибы в конце июля, на свет пробивались всё новые газеты. Борис не пресекал любой мелкой неправды о нем. А с некоторыми даже начинал водить особые отношения. Когда, например, Николай Ефимович, собкор «Комсомолки» написал о нём какую-то чушь, Немцов сначала обиделся, а потом приблизил Колю и шёл на контакт с ним по первому зову «КП», особенно когда Ефимович перешёл на работу в аппарат газеты, а Немцов стал одним из первых вице-премьеров в правительстве РФ.

С уходом Бориса зашевелился весь Нижегоодский «полит-бомонд». Вот что я передавал тогда в «Московские новости»:

«Предвыборная кампания за пост губернатора Нижегородской области вышла на финишную прямую. Из шестнадцати подавших заявки, областная избирательная комиссия зарегистрировала в качестве кандидатов лишь пять человек. Остальные, в том числе лидер российских национал-большевиков Эдуард Лимонов, не смогли собрать необходимого числа подписей в поддержку своих намерений.

В списке из пяти претендентов на наследство Немцова явно не хватает Сергея Кириенко. И вот почему.

Мы со Спицыным давно думали, что Сергей мог бы стать лучшим нижегородцем в этой должности. Почти ровесник Немцова, он имеет опыт работы и в экономике и в политике. До 91-го года был вторым секретарем Горьковского обкома комсомола, затем возглавил молодежный коммерческий концерн, заочно окончил Академию управления при правительстве РФ, блестяще защитив там диплом по созданию социально-коммерческого пенсионного банка. Воплотил разработку на практике, образовав такой банк на паях с нижегородским отделением Пенсионного фонда. А когда стал «загибаться» бюджетообразующий для области Ново-горьковский нефтеперерабатывающий завод «Норси», Немцов перекинул его туда для образования управляющей компании. Попутно Кириенко создал в Нижнем консервативную политическую партию «Новая сила», которая быстро стала авторитетнее виртуальной «Молодой России» Бориса Немцова. Когда это стало очевидным, лидеры решили их слить. Так появился «Союз правых сил».

Интересно, что наши со Спицыным размышления совпали с намерениями самого Сергея, и он попросил нас создать его предвыборный штаб, возглавить который выпало мне.

Больше Сергей не появлялся в штабе, оставив за себя помощника Леонида Сухотерина и редкий по тем временам сотовый телефон.

И вот тут я окончательно понял, что не гожусь в начальники чего-либо, ибо совершенно не приспособлен организовать чью-либо работу, кроме своей. А народу – всяческих умельцев проводить выборы – набралось больше десятка. Одних только политологов было трое, кроме Спицына. И все хотели, чтобы им сначала заплатили. У меня же, кроме зарплаты в «МН» и гонорара в «Бирже», не было ничего. Нужна была меркантильная встреча с Кириенко и его отмашка на официальное начало кампании, то есть на регистрацию в областной избирательной комиссии в качестве кандидата в губернаторы. Но Сергей тянул. Приходилось тянуть и мне. И чтобы избежать вопросов «что нам делать?» и требований денег, я убегал на свою небольшую стройку в гаражный кооператив, оставив для связи с миром только сотовый телефон Сергея, номер которого, как мне показалось, никто не знал, потому что никто не звонил.