Рудольф Баландин - Вернадский

Вернадский был патриотом не на словах, а на деле. Он работал на благо России-СССР и писал о всемирном значении русской культуры, величайших русских писателей, поэтов, художников, композиторов, ученых.

Об этом он говорил в прекрасной речи, посвященной академику K.M. Бэру, произнесенной в январе 1927 года. По словам Вернадского, жизненно важно выявлять во всей полноте творческие достижения былых поколений. Так укрепляется самосознание народа. «А осознанность народом своего бытия есть сила, может быть, самая большая сила, которая движет жизнь».

Он говорил об иконописи:

«Это древнее искусство, как сейчас ясно видно, могло возникнуть и существовать только при условии, что оно было связано в течение поколений глубочайшими нитями со всей жизнью нашего народа, с его высокими настроениями и исканиями правды. И совершенно ясно, что его осознание есть сейчас факт крупнейшего значения в жизни нашего народа».

Оставаясь индивидуалистом, он всё-таки стал менять своё отношение к народным массам. Теперь череда поколений предков была для него как бы животворной нитью, неразрывно связывающей его с народом, человечеством, живым веществом — биосферой.

Интерес к истории науки был иным, но в чем-то схожим. И здесь для любой своей мысли находил в прошлом предтечи, и тесное переплетение идей прошлого и настоящего составляло причудливую ткань, вплетенную в незримую сферу разума.

Научные и философские обобщения, исторические исследования — родная стихия Вернадского. Однако он не превращался с годами в кабинетного ученого. Природа оставалась главным источником новых идей.

И вот август 1928 года, раннее утро, крутой берег Днепра, вместительная моторная лодка, деревянные мостки, под которыми плещутся волны, туман над водой. Александр Петрович Виноградов и еще несколько сотрудников первой в мире Биогеохимической лаборатории усаживаются в лодку. Вернадский — узкая белая борода, соломенная шляпа, палочка в руке, полевая сумка через плечо, зачехленный геологический молоток на поясе, — прищурившись, смотрит на солнце, едва поднявшееся над горизонтом за дальними пойменными лугами левобережья.

Впереди Старосельская биологическая станция, затем — грабовый лес, где сохранился вымирающий водяной орех — Тгара natanus, полный химический анализ которого еще никем не сделан. Известно только, что много в нем железа и марганца.

Вмешивались случайности. Заглох мотор. Едва добрались до ближайшего причала. Пришлось дожидаться рейсового пароходика. Он запоздал на несколько часов. Попали в грозу. Ночевали в лесничестве — на полу избы, постелив сено, и в пятиместной палатке.

Как в прежние времена, Вернадский ощутил себя в тесном кругу единомышленников, учеников, последователей. Трудности маршрута лишь теснее сплачивали их.

За вечерним чаем, при свечах много было разговоров о Тгара natanus — растении необычной судьбы. Несколько тысячелетий назад, после оледенения, водяной орех произрастал на обширных территориях Центральной, Северной и Восточной Европы. Ядрами этого ореха лакомились древние египтяне, фракийцы, обитавшие к западу от Понта Евксинского (Черного моря); из муки водяного ореха пекли хлеб. В Финляндии близ озера Ванаявези археологи обнаружили остатки плодов водяного ореха, смешанных с древесным углем, среди потрескавшихся камней древнего очага. В долинах Швейцарии несколько тысячелетий назад люди устраивали на озерных мелководьях свайные поселения, выбирая места, где растет водяной орех.

С тех пор Тгара natanus стал постепенно исчезать. Сокращались места его обитания. Почему? По-видимому, сказывались климатические изменения. И вот пришла пора, когда в поисках водяного ореха надо совершать специальные маршруты!

И вновь они плыли по Днепру, и отражение солнца дробилось на волнах, бегущих в обе стороны от лодки. Мотор работал исправно. Продолжали плыть в грозу, когда столбы дождя стояли над рекой и громыхали громы сразу же за вспышками молний. Прятались от ливня, усевшись тесно под наскоро устроенным брезентовым навесом (пригодилась палатка). Владимиру Ивановичу вдобавок отделили брезентовый плащ; и не в возрасте дело — он ведь бодр и неутомим, устает, кажется, меньше всех, — у него уже много лет ревматизм — профессиональная болезнь геологов.

Он легко ходил в лесу, осматривал болотца и берега небольших озер, стариц. Впервые видел цветущий водяной орех. Эти встречи вызывали в его душе неясное радостное чувство, пробуждали мысли, почти неуловимые, почти не оформленные словесно, более похожие на музыку, чем на логически выверенные фразы языка науки.

Возможно, он ощущал почти физическую связь — через века и страны — с теми фракийцами, финнами, обитателями свайных построек, древними египтянами, которые точно так же любовались цветами Тгара natanus (не забывая и о пользе этого растения), словно цветок обладал волшебной способностью мгновенно возвращать прошлое, соединять живущих людей с жившими когда-то. Не так ли розовый цветок куколя переносит его в детство, к вечно живым в его памяти брату, отцу.

Подобное чувство пробуждали в нём Золотые ворота Киева, вокруг которых теперь городские строения: удивительные ворота, не раз надстроенные, хранящие память о былинном князе Владимире, как бы соединяющие многие поколения славян, украинцев.

Да и только ли поколения людей? Огромные валуны, влитые в плоть строения, — обломки скандинавских скал, некогда принесенных сюда великим ледником, за тысячу верст от родных мест. Возраст этих «варяжских гостей» сотни миллионов лет, и они образуют одно строение вместе с кирпичами, сделанными людьми, соединяя создания человека с древнейшими геологическими эпохами.

А невдалеке от Золотых ворот странное восьмиэтажное здание. Окна разных размеров: квадратные, круглые, готические, арочные, подобные бойницам или размахнувшиеся на два этажа. Острый шпиль, лепные украшения, псевдоколонны; балкончики, которые поддерживают хилые атланты с хищными крыльями и львино-обезьяньими мордами. Толстенные, как в крепости, стены; дубовые резные ворота и двери; широкие каменные ступеньки и два больших каменных шара у входа… Смешение стилей, архитектурных идей разных стран и эпох, какая-то дикая фантазия и одновременно — убожество.

Во всех творениях человека причудливо — порой уродливо, а порой прекрасно — сочетаются история и современность, прошлое и будущее. Ведь многому из того, что сохранилось ныне, суждено жить долгие века.

Мысли, чувства, воспоминания Вернадского постоянно возвращались к темам его научных исследований, охватывающих мир жизни и мир человека, связывающих миллиарды лет геологической истории с историей рас, народов, государств.