Лучано Паваротти - Мой мир

Но это откладывалось на неопределенное время, так как таможенники заинтересовались двумя большими коробками и спрашивали моих помощниц, что в них. Лариса (которая к тому же является массажисткой и разрабатывает мою коленку) сказала, что в одной коробке принадлежности для массажа. Ее попросили открыть коробки. Когда инспекторы увидели, что мы везем из Европы фрукты и овощи, то были поражены: оказывается, из Европы в Америку нельзя ввезти ни одного яблока. Мы этого не знали. С мясными продуктами, которые были у нас (в основном просцютто и салями), было еще строже. Таможенники были очень рассержены.

Один из них взял грушу и сказал: «А вы знаете, что за это я могу оштрафовать вас на сто долларов?» Он говорил об одной груше, а у нас их было, наверное, две дюжины.

Николетта была напугана и ответила, что это не их продукты. Лариса ее поддержала, сказав, что очень удивлена и не имеет понятия, как эти продукты здесь оказались. Она попыталась помочь таможенникам разгадать эту загадку и предположила, что продукты принадлежат людям из компании Рудаша, может быть, самому г-ну Рудашу. Эти умные женщины очень мне преданы: у Тибора своя компания, а у меня — своя.

Но уловки Николетты и Ларисы не сработали: таможенники конфисковали все наши продукты. Теперь мы знали, что нарушили закон, а они оказались столь милы, что даже не оштрафовали. Перед тем, как отпустить нас с миром, нам прочли лекцию: нельзя завозить опасные болезни и инфекции в страну. Кажется, я был недалек от этого, потому что плохо себя чувствовал и, возможно, завозил в столь любимую мной страну новый вид инфекции. Я не иронизирую на этот счет: когда я смотрю на грушу, я вижу всего лишь грушу.

Не только фрукты могут довести до беды. Я иногда вожу с собой продукты, которых может не оказаться в другой стране, особенно когда вылетаю из Америки: здесь они всегда появляются на много лет раньше, чем в других странах. Так было, например, с растворимыми сливками, которые мне понравились. Я их накупил очень много и ссыпал в большие пластиковые банки: решил, что так они лучше доедут.

Не надо объяснять, что подумал работник таможни, когда увидел этот белый порошок. Он решил, что поймал самого крупного торговца наркотиками со времен Мануэля Норьеги. Наверное, таможенник был неопытный, потому что когда он пробовал сухие сливки, то продолжал думать, что это кокаин. Я доказывал, что это не так. Может быть, инспектор еще не знал вкус кокаина, но делал вид, что знает? Он очень разволновался и засуетился. Переубедить его оказалось трудно. Яблоки и груши — это одно, а кокаин — совсем другое дело.

В концертных турне обязательно что-нибудь случается. Самое ужасное случилось со мной на гастролях по Азии в 1994 году. Несколько ночей до отъезда у меня была бессонница. Вообще-то я очень люблю поспать и сплю много, но в тот раз не мог заснуть. Долгий перелет через Тихий океан ухудшил мое состояние. Я решил, что заболеваю гриппом или простудой. Во время дебюта в «Метрополитэн-Опера» в 1968 году я болел азиатским гриппом, а теперь вез американский грипп в Азию.

Прилетев, мы остановились на острове Бали, чтобы отдохнуть несколько дней перед началом концертов. Даже бездельничая на этом красивом острове, я продолжал чувствовать себя плохо и не мог спать. Концерты приближались, и я уже начинал беспокоиться.

Тибор так же озабочен своим здоровьем, как и я, и всегда возит с собой много лекарств. Кроме того, он кровно заинтересован в моем хорошем самочувствии и голосе. Видя, что я нездоров, он предложил мне снотворное, которое, по его словам, хорошо помогало. Я взял эти таблетки… Тут-то все и началось.

Я спал три дня и даже потом с трудом мог избавиться от сонливости. Это было ужасно. В один из вечеров мы должны были пойти смотреть балийские церемониальные танцы. Представление устраивалось в мою честь, на нем присутствовали важные лица. А я заснул — на виду у всех. Это стыдно, но я ничего не мог с собой сделать. Николетта толкала меня, чтобы разбудить, но как только она отворачивалась, чтобы полюбоваться танцовщиками, я опять засыпал.

То же самое случилось на следующий день. В мою честь устроили большой обед. Все было необычайно красиво: экзотические цветы, огромные блюда с едой, горящие факелы… Я сидел рядом с самыми важными людьми острова. В то время, как эти джентльмены что-то говорили мне, я продолжал спать. Николетта сидела наискосок от меня и видела, что происходит, но не хотела привлекать внимание и прерывать того, кто ко мне обращался. А он говорил почти с трупом и не подозревал об этом.

Я понимал, что вокруг происходит, потому что иногда просыпался. Знал также, что это очень невежливо, но ничего не мог с собой сделать. Был единственный выход — вернуться в гостиницу и лечь спать. Но это невозможно: со мной должна уйти и вся наша группа, так как у нас только одна машина. И тогда красивый прием будет окончательно испорчен, что было бы еще более невежливым. Я очень мучился и не думаю, что осчастливил хозяев своим присутствием.

Когда начались выступления, то петь я мог, но все же первую половину гастролей чувствовал себя неважно. Нет, это не был грипп, просто я чувствовал какую-то слабость и постоянно хотел спать. Это были затянувшиеся последствия действия снотворного. В Малайзии наши хозяева отнеслись сочувственно к моему состоянию и прислали ко мне китайского врача, которого очень хвалили. Все оказалось правдой — он оказался замечательным человеком и врачом. Врач что-то выписал, и мне стало гораздо лучше. Теперь я уже не засыпал за обедом.

В Малайзии у меня было несколько свободных дней между концертами, и один очень богатый человек пригласил меня в гости на свой собственный курорт. Это был остров в Индийском океане. Нам сказали, что там нет ничего, кроме отеля. Значит, нет и врачей. Это-то меня беспокоило, потому что я еще не оправился после недомогания. На случай, если мне опять станет плохо, я пригласил китайского доктора поехать с нами. Он ответил, что будет рад немного отдохнуть.

Первая неожиданность случилась, когда мы прилетели в ближайший к острову аэропорт. Пригласивший нас хозяин собирался доставить нас отсюда на свой остров на вертолете. Должен пояснить, что очень боюсь вертолетов, даже больше лифтов (там, по крайней мере, есть тросы). Я избегаю летать на них и потому сказал сотрудникам Рудаша, занимавшимся организацией наших поездок: «Никаких вертолетов».

Не думаю, что это уж так неразумно. Хватит того, что я летаю самолетами, но с вертолетами пора кончать: слишком часто приходится читать об авариях. Терпеть не могу летать вертолетом. Он стоит на земле, затем резко поднимается и висит несколько минут в воздухе, словно решает, упасть или нет. Наконец летит куда нужно, а я к тому времени ни жив, ни мертв. Вот почему я не хочу быть президентом: ведь тогда придется летать вертолетом.