Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Тем временем народный суд, в который чекисты, наконец, передали «Дело кафе «Домино» № 10055», назначил заседание на 31 марта. Но Есенин на него не явился, а вместе с Анатолием Мариенгофом, актёром Камерного театра Борисом Глубоковским и заведующим отделом полиграфии ВСНХ Александром Сахаровым отправился (в вагоне Григория Колобова) в Харьков. Там состоялись поэтические вечера имажинистов.

6 апреля 1920 года Учредительным съездом трудящихся Прибайкалья была провозглашена Дальневосточная республика со столицей в Верхнеудинске. Председателем правительства и министром иностранных дел был избран Александр Краснощёков.

Узнав об этом, его жена Гертруда Тобинсон, вместе с детьми тут же отправилась в Россию.

Куражившиеся в Харькове имажинисты тоже решили провести выборы. И не кого-нибудь, а Председателя Земного шара. Задумавшие это мероприятие Есенин, Мариенгоф и Глубоковский отпечатали и развесили по городу афиши, которые провозглашали, что 19 апреля в Первом городском театре будет проведена торжественная «коронация».

Мариенгоф (в «Романе без вранья») написал:

«… перед тысячеглазым залом совершается ритуал.

Хлебников в холщёвой рясе, босой и со скрещенными на груди руками выслушивает читаемые Есениным и мной акафисты посвящения его в Председатели". После каждого четверостишия, как условлено, он произносит:

– Верую…

В заключение, как символ «Земного Шара», надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у четвёртого участника вечера – Бориса Глубоковского.

Опускается занавес».

Корнелий Люцианович Зелинский, будущий литератор, а тогда молодой человек 24 лет от роду, тоже присутствовал на той коронации и потом написал в книге «На рубеже двух эпох»:

«Велимир Хлебников, нестриженый, небритый, в каком-то мешковатом сюртуке, худой, с медленными движениями сомнамбулы, был рукоположен в „Председатели Земного Шара“».

Писатель Алексей Павлович Чапыгин в своих воспоминаниях упомянул о реакции самого Есенина на ту «коронацию»:

«Сергей Александрович, недовольный, вечером ворчал:

– Хлебников испортил всё! Умышленно я выпустил его первым, дал ему перстень, чтобы громко заявил: «Я владею миром!». Он же промямлил такое, что никто его не слыхал».

28 апреля Есенин возвратился в Москву. 3 мая его повторно вызвали в суд, но он вновь туда не явился, уехав в своё родное село Константиново. Он явно избегал судилища, которое сулило ему массу неприятностей. Поэтому по совету Якова Блюмкина поэт сделал дарственные надписи на книгах своих стихов и отправил их через Матвея Ройзмана главе ВЧК Феликсу Дзержинскому. Этим «Дело № 10055», надо полагать, и завершилось.

Отметим ещё одно событие, которое произошло в Москве – в Доме печати, находившемся на Арбате, известный деятель театра Николай Михайлович Фореггер (Фореггер фон Грейфентурн) создал театральную студию – Мастерскую Фореггера (Мастфор), в которой литературной частью заведовал Осип Максимович Брик, а музыкальной – молодой (всего лишь семнадцатилетний) композитор Матвей Исаакович Блантер.

14 мая 1920 года Советская Россия официально признала независимое государство – Дальневосточную республику

А через три дня (17 мая) из Баку вышла Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Фёдора Раскольникова и Серго Орджоникидзе. Она взяла курс на персидский порт Энзели, где находились корабли царского флота – их увели туда деникинцы. Бакинскую нефть вывозить в Россию было не на чем. 18 мая англичанам, охранявшим Энзели, был предъявлен ультиматум, в котором разъяснялось, что корабли Красного флота пришли за имуществом, которое принадлежит Советской республике. Получив его, корабли тут же уйдут.

Когда срок, указанный в ультиматуме, истёк, и должны были начаться бои, неожиданно выяснилось, что английские войска сражаться не захотели и вместе с белогвардейскими частями порт покинули. Угнанными в Персию кораблями завладели большевики.

Воспользовавшись сложившейся ситуацией, в город Решт, лежавший неподалёку от Энзели, 4 июня вошли отряды местных партизан дженгелийцев («дженгель» в переводе с персидского – «лес»), которыми командовал Мирза Кучук-хан. 5 июня (после переговоров с представителями Красной армии) партизаны провозгласили Гилянскую (Персидскую) Советскую республику во главе со своим командиром. При этом было поставлено непременное условие о полном невмешательстве в её дела Советской России.

Прибывший на одном из кораблей Волжско-Каспийской флотилии Яков Блюмкин тотчас принял самое активное участие в создании Персидской республики Советов. Он участвовал в создании иранской компартии, членом Центрального Комитета которой его и избрали. Кроме того, Блюмкин занял пост военного комиссара штаба Красной армии Гилянской Советской республики.

В России в это время Юго-Западный фронт, которым командовал Александр Егоров, а также Западный фронт Михаила Тухачевского и Первая Конная армия Семёна Будённого начали наступление на поляков.

А в Петрограде Алексей Максимович Горький написал пьесу – специально для открывшегося 9 января 1920 года театра «Народная комедия» (в Петроградском Народном доме). По словам Валентины Ходасевич, работавшей в этом театре художником, пьеса представляла собой…

«… злободневный сатирический скетч в одном акте – «Работяга Словотёков». Это острый шарж на распространённый в то время тип лентяя, который вместо работы по-всякому митингует и произносит речи… Артистам Горький предоставил право дополнять текст импровизацией на злобу дня».

Ставил спектакль режиссёр Константин Михайлович Миклашевский.

На одно из первых представлений в театр пожаловали ответственные товарищи из Смольного (руководители Петрограда). Их появление, по словам Валентины Ходасевич, принесло артистам много неприятностей:

«Кончилось очень плохо: „Работягу Словотёкова“ приказано было снять и больше не показывать».

Юрий Анненков:

«Постановка "Работяги Словотёкова " была восторженно встречена публикой, но пьеса продержалась на сцене не более трёх дней: многие герои того времени, так называемые „ответственные товарищи“, узнали в работяге Словотёкове собственный портрет».

Валентина Ходасевич:

«Дома Алексей Максимович сказал, что, возможно, он чего-то недопонял, когда писал эту вещь. „Видите, как товарищи строго отнеслись – а им и карты в руки!“ Видно было, что ему очень неприятно… А я-то, грешным делом, думаю, что в запрещении этого спектакля сыграло роль и то, что некоторые узнали себя в Словотёкове и обиделись».