Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
В технической бане, пока мы примеряли резиновые сапоги, выбирали каски, директор шахты рассказывал о колесниковцах. Чувствовалось, что горняки этой бригады были предметом его гордости.
— Вы знаете, что это за люди? У нас их называли молчунами — слова ни от кого не дождешься, а работают вдохновенно, даже смену передают на ходу, чтобы комбайн не выключать. Куртки заберут — и на штрек! Иначе нельзя... Иначе не были бы мы миллионерами.
Я попросил рассказать о подробностях трудового подвига и услышал историю, полную драматизма и беспримерного мужества.
— Когда был установлен рекорд, — начал свой рассказ директор, — хлопцев встречали с цветами. Наша шахтерская мать Елена Николаевна Кошевая прислала поздравление. Радость была великая, но нашлись и скептики, любители посудачить. Они клеветали, будто колесниковцам были созданы идеальные условия, что их лучше снабжали крепежным металлом, снимали для них с других участков порожняк, поэтому, дескать, они и дали миллион... Но знали бы эти шептуны, как досталась бригаде победа... У нас, у горняков, есть крылатое выражение вроде напутствия: «Мягкого тебе угля и крепкой кровли». О кровле и пойдет моя речь. Наша шахта уникальна своими горно-геологическими условиями. Над угольным пластом залегает мощный монолит песчаника толщиной до тридцати метров. Такая кровля, сколько ни выбирай под ней уголь, стоит как крепость. Поначалу мы радовались, много угля добывали. Лава продвинулась вперед на шестьдесят метров, потом на семьдесят, даже на восемьдесят, а кровля все держалась. Жутковато было: посветишь лучом в темноту, а там подземный зал — хоть танцы устраивай. Скоро так и случилось: природа-мама устроила нам танцы. Пришло время, и кровля так ахнула, что стальные тумбы наши в лаве вдавило в камень. Поверите — металл лопался. Когда горняки увидели такую «свадьбу», то невольно упали духом. Страшно было смотреть на лаву, никто не верил, что ее можно восстановить. Добыча упала до нуля, заработки снизились. Хорошо, у Колесникова подобрались хлопцы один к одному — не дрогнули. Самые отчаянные заползали в лаву на животе и подрывали под секциями каменную почву, чтобы спасти из завала стойки. А надо вам сказать, что в каждой стойке-тумбе полторы тонны веса, если не считать металлических перекрытий — «козырьков», которые подхватывают кровлю. Все было зажато намертво, и надо было освобождать комплекс из каменного плена. Покалеченный металл выдавали в клетях на‑гора́, ремонтировали, опять спускали в шахту и затаскивали в лаву.
Работали с ожесточением, энтузиасты являлись на работу в свои выходные дни, хотя их никто не просил и даже старались отговорить. Помню, как один рабочий спустился в шахту, а у него рука в гипсе. Конечно, вернули его обратно, а он горячился, доказывал, что не может сидеть дома, когда друзья в беде...
Ну а потом, как любят говорить шутники, все было как в сказке: чем дальше, тем страшнее... С величайшим трудом удалось восстановить лаву, добыча пошла было вверх. Но кровля снова оборвалась и, как у нас говорят, по черное. Под завалом осталось больше ста секций крепления. Спасали, что можно было спасти, сваривали поврежденный металл и снова затаскивали в лаву. Попробовали нарезать лаву вдвое короче, чтобы двигаться быстрее, но кровля «догоняла», и опять лава выходила из строя.
Стали горняки думать, как усмирить стихию. Попробовали укрепить комплекс, и на каждый рештак конвейера добавили третью стойку. Крепь стала более надежной, и бригаде удалось наверстать потерянную добычу — вышли на рубеж двух тысяч тонн в сутки. Но тут кровля снова пошла на посадку, и половину секций нашего прекрасного комплекса задавило. Как говорится, опять за рыбу гроши...
В технической нарядной зазвонил телефон. Директор шахты снял трубку, выслушал, дал нужные распоряжения и продолжал:
— ...Ну что было делать? Взялись наши умные головы за литературу, обратились в научно-исследовательский институт за помощью. Так жизнь натолкнула нас на ту новинку, которая кое-где применялась, а именно — торпедирование кровли. Сегодня мы с вами увидим в шахте весь этот процесс. А сейчас скажу только, что метод торпедирования есть опережающее разрушение кровли над угольным пластом. Эту техническую новинку подсказали карагандинские горняки, с которыми мы соревновались. Соревнование, как известно, предполагает взаимопомощь, и мы ее получили...
Теперь часто вспоминаем, как начинали внедрять у себя идею карагандинцев. Одни — за, другие — против, третьи почесывали затылки. Но потом поднялась такая волна творчества, что не знали, кого слушать. Бывало, и ночью какой-нибудь рабочий позвонит: «Товарищ директор, давайте сделаем не так, а вот как...» Словом, обуздали мы стихию, перестала кровля обрываться громадным массивом, и уголь пошел рекой. Сначала подняли добычу на уровень двух тысяч тонн в сутки, потом стали давать по три тысячи. В январе пошли на рекорд и выдали четыре тысячи тонн в сутки. А потом осмелели так, что стали добывать по пяти, а в отдельные дни по шести тысяч тонн, то есть три эшелона угля в сутки из одной лавы. Как хотите называйте, а, по-моему, это подвиг... Вот так и дерзаем на земле и под землей.
* * *
В парусиновых робах, в новых резиновых сапогах, касках, обвешанные аккумуляторами, самоспасателями, приборами для замера газа метана — космонавты, да и только! — мы шли под голубым высоким небом мимо зеленеющих тополей к людскому подъему. Директор был настроен весело, точно спуск в шахту был для него праздником.
— Поглядите-ка! — воскликнул он и рукавицей указал на вышку копра, где, мелькая спицами, вращались подъемные колеса. — Видите, как идет на‑гора́ уголек. Качаем челночным способом — один скип разгружается на поверхности, а другой в это время спустился в шахту и загружается внизу. Так и качаем.
У входа в здание подъема нас догнал запыхавшийся начальник 5‑го участка инженер Кара-Мустафа.
— Иван Николаевич, у меня к вам просьба: давайте сегодня не будем «стрелять».
— Почему?
— Время теряем! — с досадой воскликнул начальник участка. — Вторая смена спустилась, когда же нам уголь рубать?
— Ты что, Алексей, завтра не собираешься работать?
— Почему не собираюсь. Будем работать...
— Как же ты будешь рубать, если кровля не торпедирована? График есть график, и ты должен как инженер смотреть вперед.
Явно разочарованный Кара-Мустафа ушел, а мы переступили порог высокого здания людского подъема и направились к стволу шахты.
Тяжелая мокрая клеть, слегка пружиня на стальном канате, повисла над стволом и мягко села на «кулачки». Девушка-рукоятчица выкатила из клети пустую трехтонную вагонетку и пригласила нас. Четыре звонка — «качать людей», и клеть, слегка приподнявшись над
