Дерзость - Фарид Салихович Фазлиахметов
До этого я уже имел несчастье быть раненым, но тогда в конце концов я попал в госпиталь, и там были все условия для операции, а здесь вместо наркоза мне могли предложить только самогонку. Но не согласиться на операцию я не мог. Вначале еще кое-как крепился, терпел, а затем потерял сознание. Очнулся от нестерпимой боли в области желудка, куда более сильной, чем от ранения. Если бы не Лева с Костей, я, наверное, перевернулся бы на спину, но ребята мне этого сделать не позволили. Несколько дней я промучился в такой позе, а затем, когда мне разрешили полулежать на спине, сразу же почувствовал огромное облегчение. Рана моя начала заживать. Врач больше не понадобился, с перевязками справлялись наши медсестры.
Как только меня привезли в лагерь, ребята сразу же разъехались. Последними под Осиповичи отправились Лева с Костей. Но они меня часто навещали, привозили то мед, то курицу, то еще что-нибудь. Так что с питанием у меня было хорошо. А вот с желудком с первого же дня начались нелады — стала постоянно беспокоить изжога. Врач объяснил, в чем дело: повысилась кислотность от большой потери крови. Пришлось прибегнуть к помощи соды.
Одиночество мое скрашивали книги. Их где-то доставала Ядя Яндульская. Она меня часто навещала, пела под гитару наши любимые песни, а когда я встал на ноги, то сопровождала меня на прогулках. Дело пошло на поправку, однако моя уверенность, что рана скоро заживет, оказалась преждевременной. В конце марта начался воспалительный процесс, резко подскочила температура. Узнав об этом, ко мне зашел Шарый и стал настаивать на эвакуации. Настоятельно советовал также сразу же после излечения попросить направление в военную школу: "У тебя более чем двухлетний опыт войны, боевые награды, тебя непременно зачислят в училище..."
Но в училище мне идти не хотелось. Одно дело война и связанная с ней необходимость служить в армии, другое дело кадровая служба. Нет, это не по мне. Если останусь жив, то закончу свой авиационный институт и буду работать конструктором.
От эвакуации я отказался.
"Рельсовая война"
1 мая 1944 года, в этот праздничный, по-настоящему весенний, солнечный день, я впервые поднялся в седло и без всякой определенной цели выехал из лагеря. Признаться, очень соскучился по своей лошади, по верховой езде.
В лесу без умолку щебетали птицы, затейливо вилась пробитая между сосен тропинка, уже сухая на открытых местах, и лошадь, мерно покачивая головой, шла легко, словно плыла в этом море света и зелени. Спину грело солнце, и от его тепла боль от раны постепенно утихла.
Проехав деревню Полек, я оказался возле незнакомой переправы через реку Птичь. Река еще не вошла в свои берега, ее чистые прозрачные воды медленно текли по затопленным лугам и перелескам. Партизанский паром работал исправно. На той стороне, в деревне Аплевнице, стоял партизанский отряд, командир которого был мне хорошо знаком. "Вот бы повидаться!" — мелькнула мысль. В это время подошел паром, и я, не долго думая, отправился на другой берег. Мне повезло: знакомый мой оказался дома. Мы обнялись, поздравили друг друга с праздником и присели на скамейку у окна. Потекла неторопливая беседа. В первую очередь, конечно, обсудили новости с фронтов — вести оттуда приходили радостные: наши войска на подступах к Севастополю, вот-вот освободят Крым.
— Это хорошо, — сказал мой знакомый, — очень хорошо, если так пойдут дела, глядишь, скоро и до нас дойдет Красная Армия. Ведь мы, собственно, на очереди, наши войска нависли над Белоруссией с северо-востока и с юга. — Тут он вдруг нахмурился и сообщил, что, по данным разведки, гитлеровцы собираются провести в нашем районе еще невиданную по размаху карательную операцию. В ней будут участвовать не только специальные подразделения СС, но и регулярные части.
— Неужели они собираются повторить операцию, подобную той, которую провели против партизан в Полесье? — высказал я догадку.
— Похоже на то. Но, как говорится, чему быть, того не миновать, а пока прошу к столу.
На столе уже дымилась горка драников, рядом стояла миска с кислым молоком и сковорода с яичницей. Мы с аппетитом поели и при прощании договорились, что будем обмениваться новостями.
Вернувшись в лагерь, я рассказал Шарому о готовящейся карательной операции. Шарый отнесся к этому спокойно — не впервой. К моей большой радости, в отряде нежданно-негаданно я застал гостей. В нашем лагере оказалась группа, которая двигалась на запад из Кличевского района Белоруссии. Еще издали, по черной косе и манере громко разговаривать, я узнал Клаву Милорадову. Обнялись, расцеловались. Клава рассказала мне о наших боевых товарищах, общих знакомых. Я узнал, что Володя Шатров в одном из боев был тяжело ранен и отправлен на Большую землю. Надя Белова погибла. Узнал также, что в Кричевский район для непосредственного руководства боевыми действиями групп осенью 1942 года, оказывается, прилетел Артур Карлович Спрогис. Под его командованием объединенными силами нескольких групп в Выдрице был разгромлен сильно укрепленный гарнизон противника. В этом бою погибла Елена Колесова, командир девичьей разведывательной группы. Впоследствии ей было присвоено звание Героя Советского Союза. Я помнил Лену еще по военной части и с памятного боя под Сухиничами: среднего роста, стройная, сильная, очень смелая и решительная, она к тому же была еще и очень женственной.
О себе Клава почти ничего не рассказала, лишь мельком заметила, что занималась разведкой, часто бывала в Орше, Борисове.
Между тем слухи о готовящейся карательной экспедиции немцев подтвердились. По данным нашей разведки, в начале июня в Марьину Горку, Осиповичи, Слуцк, Старые Дроги стали прибывать свежие воинские части. Участились стычки партизан с немецкой разведкой. Противник взял в кольцо окружения обширный район, и это кольцо постепенно сжималось. Партизанские бригады, расположенные северо-западнее нас, уже вступили в соприкосновение с вражескими частями. Медлить было больше нельзя, и мы вместе с соседними отрядами решили идти на прорыв.
В ночь на 5 июня переправились на пароме через реку Птичь. Заночевали в лесу недалеко от деревни Клетное, а утром я с группой бойцов отправился в конную разведку в сторону деревни Сутин.
Занимался ясный, солнечный день, лошади шли легкой рысцой, под копытами клубилась желтовато-серая песчаная пыль. У крайних домов деревни остановились. Видно отсюда было далеко, обзор прекрасный.
— Ну что, ребята, поедем дальше? — спросил я.
— Поехали! — крикнул Саша Чеклуев и, вырвавшись вперед, галопом поскакал по гребле, за ним — Вася Смирнов и остальные. Но,
