Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра
Сценические эффекты неизменно оправдывают себя при встречах с тибетскими разбойниками, но, отдавая дань этим отвлекающим маневрам, мы обычно не желаем прибегать к ним слишком часто. Я искренне рада, что после драматического представления, разыгранного перед бродягами в лесу По-мед, мне больше не доводилось сталкиваться с грабителями.
Теперь мы приближались к Тонжиюку, где на пересечении двух дорог возвышается дзонг, искусно возведенный для наблюдения за путниками, направляющимися в Лхасу.
Отсюда можно попасть в столицу провинции Конгбу Жьямда более короткой дорогой, чем та, что подходит к берегам Брахмапутры. Я слышала, что это трудный путь, пролегающий по безлюдным просторам. Видимо, поэтому путешественники предпочитают окольную дорогу на юг и следуют по ней до берегов великой реки. На Востоке люди не особенно ценят время, и тибетцы придают первостепенное значение своей безопасности в пути, а также возможности легко раздобыть себе пропитание.
Кроме того, из Тонжикжа можно отправиться в степные районы Северного Тибета.
Дорога, которую мы должны были избрать, перерезана неширокой, но довольно глубокой рекой, спускающейся с долины; через нее переброшен мост, возле которого расположен дзонг. Неподалеку от моста река сливается с водным потоком, берущим начало в Лунанге, а в него чуть выше по течению впадает еще один крупный приток, тот, что я видела издали лишь мельком. Все эти воды образуют одну реку Тонжиюк, которая течет по направлению к По-Цангпо.
Здешний мост совершенно не похож на мост через реку Полунг в Шова и Дашинге. С одной стороны его замыкает дверь, которую держат закрытой, а рядом стоит дом сторожа, наблюдающего за тем, чтобы никто не прошел через мост, не получив предварительно разрешение в дзонге и не уплатив пошлину.
Когда мы постучали, сторож приоткрыл дверь и хотел нас о чем то спросить, но мы не дали ему раскрыть рот и воскликнули в один голос, как бы охваченные тревогой:
— Наши друзья здесь?
— Какие друзья? — удивился сторож.
— Группа монахов из Сера и Депунга.
— Они ушли еще утром.
— Какое несчастье! — вскричали мы оба с сожалением.
Разговаривая с нами, сторож невольно открыл дверь шире, и, воспользовавшись этим, мы проскользнули на запретную территорию, не переставая забрасывать беднягу вопросами.
Мы осведомились, нет ли для нас послания от трапа, а главное, трапа должны были оставить ему мешок сушеного мяса, принадлежавший нам. При этом Йонгден недоверчиво смотрел на тибетца, и тот принялся всячески убеждать моего сына, что ему ничего не передавали, заверяя нас, что его замучила бы совесть, если бы он присвоил хоть что-нибудь из вещей ламы.
Все мысли Йонгдена сосредоточились на сушеном мясе, и он, казалось, позабыл обо всем на свете, и в частности о формальностях, которые необходимо выполнить, чтобы нам разрешили продолжать путь. Он играл свою роль с удивительным блеском. Между тем, несмотря на то что сторож был ошарашен потоком обрушившихся на него слов и оскорбительными подозрениями ламы, я заметила, что он все же еще не утратил способности рассуждать здраво и не забывает о своих обязанностях, а также о том, что мы должны уплатить пошлину.
Мы надеялись, что, проникнув за дверь моста, сумеем избежать визита в дзонг, но сторож не должен был об этом догадаться. Наша уловка удалась наполовину: честный тибетец, поглощенный разговором с ламой, даже не посмотрел на меня; таким образом, пёнпо, у которого не было никаких подозрений на наш счет, вряд ли соизволил бы лично принять какую то нищенку. Внезапно мне пришла в голову дерзкая мысль: я подумала, что могу подняться в дзонг и, без сомнения, без труда обману мелкого служащего, который меня там встретит.
Итак, я решила рискнуть и спросила сторожа хнычущим голосом, как подобает нищенке:
— Подавал ли пёнпо милостыню нашим друзьям?
— Понятия не имею, — сухо ответил тибетец, все еще озабоченный тем, как доказать свою честность.
— Ну что ж! — сказала я. — Попытаюсь раздобыть еды, ведь у нас не осталось почти ничего из съестного, а нашего мяса здесь нет.
— Что касается этого мешка, — прервал меня Йонгден суровым тоном, — я узнаю правду с помощью гадания. Мои гадания всегда безошибочны.
— Да-да, именно так, — с готовностью откликнулся простодушный тибетец. — Мо жьяб, лама, вы встретитесь с пёнпо позже.
— А я сейчас же пойду к нему, — заявила я, — возможно, он проявит к нам сострадание.
Сторожу не было до этого никакого дела. Подходя к дому чиновника, я увидела опрятно и довольно изысканно одетого человека. Очень вежливо ему поклонившись, я спросила, каким образом попасть на прием к пёнпо.
— Что вы хотите? — поинтересовался незнакомец. Я объяснила ему, что мы с сыном, трапа из монастыря Сера, входили в состав группы странников, прибывших в Тонжиюк накануне. Мой сын страдал из-за болей в ноге, и поэтому мы отстали, но теперь он чувствует себя лучше. Мы должны попытаться как можно скорее догнать наших друзей, ибо у нас совсем не осталось еды.
Затем с нарочитой робостью я вытащила из своего амбага тщательно завязанный лоскут и достала из него две транки[141].
— Эти деньги, — заявила я, — предназначаются пёнпо. Мой сын еще не подошел, но скоро будет здесь. Он сейчас расспрашивает сторожа о мешке, который должны были оставить для нас друзья.
Две транки изрядно превышали сумму мостовой пошлины. Незнакомец мог понять из моих слов, что лама рассчитывает получить от пёнпо подаяние в виде продуктов[142]. Я придумала эту хитрость, хорошо зная тибетские нравы, и учитывала, что предложенная сумма должна быть достаточно значительной, чтобы прельстить кого бы то ни было и заставить человека проявить алчность. Меня не волновало, что он будет думать о том, какие надежды мы возлагали на эти деньги.
— А пока, — продолжала я, — хочу попросить сёра.
Я не успела уточнить, у кого именно намереваюсь клянчить подаяние: у пёнпо или у его слуг. Мой собеседник быстро выхватил у меня две монеты, коротко велел ждать, не сходя с места, и удалился. Комедия удалась, как я и предполагала.
Несколько минут спустя появился слуга с миской тсампа, и я услышала, как человек, завладевший моими деньгами, приказывал ему:
— Уведите ее. Трапа незачем подниматься сюда.
Слуга отправился к сторожу, сказал ему несколько слов, которые мне не удалось услышать, а затем вернулся обратно.
Неумолимый страж моста развеселился и был преисполнен гордости, ибо за время моего отсутствия Йонгден, чьи мо были «безошибочны», обнаружил, что наши друзья действительно не оставляли мешок с мясом.
Что касается человека, который встретился мне по дороге в дзонг, то я сочла, что из осторожности не следует интересоваться его личностью.
Мы в очередной раз ловко избежали опасности и ускорили ход, стремясь отойти подальше отсюда. Это не могло удивить сторожа, полагавшего, что мы хотим догнать наших попутчиков. В тот же вечер мы сделали привал в красивом месте, расположенном приблизительно напротив селения, которое видели с другого берега реки. Начался небольшой снегопад, поэтому мы установили свою палатку под большим деревом, но наутро тонкий слой снега быстро растаял от солнечных лучей.
Нам не суждено было вновь встретиться со своими недавними спутниками. Они были ниспосланы нам Провидением, но теперь, когда благодаря им, хотя их не было рядом, мы без труда получили разрешение в дзонге Тонжиюка продолжать свой путь, казалось, что их роль в нашем рискованном походе окончена. Пусть же удача сопутствует им на протяжении всей жизни за то, что они невольно оказали нам помощь!
За Тонжиюком тропа устремляется к границе Конгбу, где ее называют Конгбу-ихо-лам (южная дорога Конгбу). Здешняя местность также покрыта лесом, но это уже не те полутропические джунгли, что мы видели на берегах Йигонг-Цангпо, и пейзаж вновь стал типичным для высокогорья.
