Зоя Гулинская - Бедржих Сметана

Чтобы сделать приятное композитору, Красногорская избрала местом действия «Тайны» город Бэздез; вблизи него были расположены Ябкеницы, где жил Сметана. Композитор не раз бывал там и хорошо знал жизнь этого небольшого городка.

Сюжет «Тайны» целиком был придуман самой Красногорской. Это вновь рассказ о верной любви.

Двадцать лет хранит верность своему возлюбленному Калине панна Роза. Соединить свою жизнь с ним помешал ей в свое время брат Малина, считавший Калину недостаточно богатым женихом. За это время Калина успел уже жениться на другой девушке, родившей ему сына, и овдоветь. Но до сих пор он не может простить своему соседу Малине, что тот не отдал за него свою сестру Розу. Мало того, что Малина разбил его счастье, теперь он не разрешает своей дочке Блаженке выйти замуж за сына Калины — молодого охотника Вита. Во время традиционного празднества, устроенного Малиной в ознаменование окончания жатвы, а Калиной — по случаю завершения постройки нового дома, назревает ссора. Тщетно пытается певец Скрживанек предотвратить ее, прославляя обоих соперников… В этот момент среди балок старого дома Калины старик Бонифац обнаруживает пергамент. В нем некий брат Барнабаш рассказывает, как нужно вести в городе подкоп, чтобы добыть драгоценный клад. С наступлением ночи Калина отправляется на указанное место и начинает рыть подземный ход. И вдруг он приводит Калину в комнату Розы. Она, именно она, и есть для Калины настоящий клад.

Этот сюжетный ход одно время побуждал Сметану назвать свою оперу «Клад». Был и другой вариант — «Старая любовь», но в конце концов композитор сохранил название «Тайна», данное опере Элишкой Красногорской.

Тема «тайны» проходит через всю музыку оперы. Окрашенный в патетические тона, этот мотив появляется в первых тактах увертюры. Он звучит и в сцене, когда Бонифац находит пергамент, и во вступлении ко второму действию, когда Калина начинает искать «клад». Яркую, мажорную окраску приобретает эта тема, достигая кульминации в тот момент, когда Калина, наконец, находит свой клад в старой любви Розы. В победе настоящего, цельного чувства и заключается содержание «Тайны». Искренняя любовь всесильна. Спесивый богач Малина дает свое согласие на брак сестры с Калиной и Блаженки с Витом. Верность в любви и дружбе, побеждающая все раздоры, воспевается в заключительной сцене оперы.

Как всегда у Сметаны, стержневой мотив, а им в этой опере является тема «тайны», скрепляет всю музыкальную ткань и помогает слушателю понять идейно-эмоциональную сущность произведения. Вместе с тем партитура оперы изобилует жанровыми сценами, согретыми порой неподдельным юмором. Картины молотьбы хлеба и народного праздника g его песенно-танцевальными эпизодами — это сочные зарисовки чешской жизни. Четкие музыкальные характеристики отличают всех персонажей оперы, начиная от лирических образов влюбленных друг в друга Вита и Блаженки и кончая комической фигурой болтливого звонаря Йирки, который разгласил по всему городу «тайну» брата Барнабаша, изложенную на старом пергаменте.

Сметана сам очень любил эту свою оперу, пожалуй, так же, как «Проданную».

За несколько дней до премьеры композитор приехал в Прагу, чтобы быть на последних репетициях.

Уже сам приезд в столицу и встречи с друзьями и знакомыми доставили Сметане большую радость. «Здесь, в Праге, среди друзей и у вас, сударыня, — говорил он Красногорской, — здесь я ни минуты не чувствую себя заброшенным… А дома, в семье, в том повседневном течении жизни, где все заняты своими делами и заботами, из-за которых им не до меня, так привыкли к моей глухоте, как неизбежному злу, что порой забывают о ней; это естественно, и я не удивляюсь и ни на кого не обижаюсь; но мне бывает грустно, когда я вижу, что все они о чем-то говорят, чему-то смеются, а я не могу понять, о чем они так весело беседуют; тогда я чувствую себя отторгнутым от человеческого общества, даже как будто уже погребенным, но все же не имею смелости спросить близких, что там происходит между ними, потому что не хочу нарушать их веселье и принуждать, чтобы кто-нибудь из них писал мне длиннейшее объяснение какой-нибудь мелочи, которая этого и не стоит».

Как в былые времена, утром Сметана заходил в кафе «Славия» и за чашкой душистого кофе проводил там часок, просматривая свежие газеты. Днем он занимался своими делами, бывал на репетиции, а вечера проводил в театре. Присутствие людей ему всегда доставляло удовольствие, а теперь после вынужденного, томительного уединения в Ябкеницах он особенно радовался, очутившись в любимой обстановке театра. Во время действия он следил и за всем происходившим на сцене и за движением дирижерской палочки. И если опера ему была знакома, даже делал замечания насчет темпов. С музыкой нового для него произведения он старался познакомиться по партитуре еще до начала спектакля. Иногда после первого же акта Сметана уходил, говоря: «Вот я уже немного знаю эту оперу и могу идти».

Но если произведение ему нравилось, тогда он сидел до конца.

Во время последних приездов в Прагу Сметана посещал не только спектакли оперного театра. Он охотно смотрел феерии и другие развлекательные зрелища, распространенные в те времена. Друзья композитора заметили это его новое увлечение, и Элишка Красногорская даже как-то спросила Сметану, как он, глубокий ценитель настоящего искусства, находит удовольствие в таких бездумных, легких развлечениях.

«А вы этого не понимаете? — ответил ей Сметана. — Представите себе глухую, точно мертвую голову, в которую не проникает ни звучание инструмента, ни слово, ни какой-либо другой отзвук жизни! Тогда по крайней мере хочется что-то видеть; мне, как ребенку, хочется на чем-то остановить взгляд, и чем это пестрее, чем больше отличается от привычного зрелища, тем меньше ощущается отсутствие слуха».

Не забывал Сметана и «Умелецкую беседу», почетным членом которой был избран в апреле 1877 года. Приезжая в Прагу, он всегда заходил на ее собрания и охотно играл там, как прежде. Несмотря на болезнь, память композитора не слабела. Он и теперь мог без единой фальшивой ноты исполнять десятки произведений, которых не слышал уже несколько лет. Гибкость пальцев и сохранившаяся пианистическая техника поражали слушателей.

Сметана охотно делился своими воспоминаниями и, опытом. Достаточно было спросить его а каком-нибудь музыкальном произведении или его авторе. Он наигрывал отрывки, говорил об особенностям развития данного жанра.

Однажды зашла речь о Листе. Сметана начал вспоминать его первые приезды в Прагу и исполнение им первого этюда Шопена.

— Он играл его особенно, по-своему, — сказал Сметана. Затем сел к роялю и стал играть этот этюд так, как он звучал у Листа. Подобно Листу, он удваивал ноты октавами, и исполнение его было таким тонким, таким блестяще-виртуозным, что все забыли, что перед ними глухой. Казалось, прежний Сметана, здоровый, полный сил, чудом появился здесь и играл, — столько живой энергии, столько чувства было в этой музыке.