Зоя Гулинская - Бедржих Сметана

З. Гулинская

БЕДРЖИХ СМЕТАНА

«В музыке — жизнь чехов».

Есть у чехов один день в году — 12 мая, — когда во всех театрах, в концертных залах, по радио и просто на улицах и площадях — везде слышится музыка Сметаны. В этот день музыкой Сметаны открывается международный музыкальный фестиваль «Пражская весна». Но 1959 год особый, как говорят чехи, — сметановский. В этом году исполнилось 75 лет со дня смерти и 135 со дня рождения великого чешского композитора.

Сметана прожил большую жизнь. Его деятельность совпала с периодом национального возрождения в Чехии. И композитор всегда был с теми, кто пытался пробудить свой угнетенный чужеземным игом народ. Эти просветители-патриоты так и называли себя — «будителями».

Идеям будительства посвятил Сметана и все свое творчество. Он писал в самых различных жанрах. Но всегда отображал в музыке душу, жизнь народа, свободолюбивые мечтания своих соотечественников. И потому, будет ли то опера «Проданная невеста», симфонические поэмы «Моя родина» или квартет «Из моей жизни», — это все думы композитора о родине, это наказ чехам бороться, не падать духом.

Труд и борьба — в этих двух словах вся жизнь композитора. Борьба за национальную независимость родины и за национальную культуру; борьба с буржуазными националистами, борьба с консерваторами, борьба с ужасной болезнью — глухотой, которая настигла композитора в самый расцвет его творчества.

Книга З. Гулинской — первая биография Сметаны на русском языке. Многие материалы о «чешском Глинке» — так называют композитора чехи — впервые переведены автором. З. Гулинская использовала и специальную литературу и периодическую прессу того времени.

«КОНСЕРВАТОРИЯ ЕВРОПЫ»

История сохранила имена многих путешественников. Рискуя подчас жизнью, отправлялись они группами или в одиночку в далекие страны. Одних влекла туда жажда наживы или просто «охота к перемене мест». Другие руководствовались более возвышенными стремлениями и странствовали по белому свету для того, чтобы обогатить сокровищницу человеческих знаний. К таким пытливым странникам второй половины XVIII века принадлежал и англичанин Чарлз Бэрни. Он занимался изучением истории и музыкальной культуры европейских стран.

Поездки по Франции и Италии дали ему много интересных сведений. Вернувшись на острова, он написал книгу «Современное состояние музыки во Франции и Италии», изданную в 1771 году.

Но как ни странно, после посещения прославленной музыкальной Италии, где любой босоногий мальчишка на улице поет так, что невольно заслушаешься, Бэрни стал мечтать о поездке в маленькую Чехию.

Он хорошо знал историю этой страны. В XIV веке Чехия была могущественной европейской державой. Созданный в Праге Карлов университет пользовался теми же привилегиями, что и старейшие Парижский и Болонский. Крупнейшие ученые читали там лекции, а на факультете искусств преподавалась теория музыки. И чешский народный язык в те времена был более развитым, чем немецкий. Но это было давно. «Золотой век» Чехии прошел. Его сменили гнет и порабощение.

Полтора века уже находился чешский народ под властью Габсбургов. Лишенная государственной самостоятельности, Чехия превратилась из крупнейшего государства Центральной Европы в одну из провинций Священной Римской империи. Полтора века влачил жалкое существование чешский народ, лишенный всех прав. И, несмотря на это, Чехия продолжала возбуждать интерес историков, музыкантов, писателей.

Бэрни знал, что чехи очень музыкальны. Но он знал и другое: как бы ни был одарен человек, его нужно учить. А как это делают чехи, если их права попраны, если у них нет богатых покровителей талантов, какие с избытком имеют, например, итальянцы? Где шлифуются такие алмазы, как Венаторини?

Это имя Бэрни впервые услышал в Италии. Оно буквально не сходило с уст темпераментных итальянцев.

— Как, синьор не знает музыки Венаторини? О мадонна! Сегодня же синьор должен пойти в театр. Чимароза? Конечно, оперы Чимарозы и Паизиелло замечательны, но Венаторини… О, это божественный чех!.. — восклицал итальянец, молитвенно возводя глаза к небу.

— Какой чех? — Бэрни думал, что он ослышался. — Разве Венаторини не итальянец? Нет?! Композитор, чьи оперы ставились на сценах крупнейших городов страны, композитор, кого экспансивные южане называли «божественным», был чех?!

Любимец итальянцев родился в 1737 году в Праге и там овладел музыкальным искусством. Звали его Йозеф Мысливечек[1]. Итальянцы, с трудом произносившие фамилию любимого маэстро, перевели ее на свой язык: «Мысливечек» по-чешски значит «охотничек». Так Йозеф Мысливечек стал называться Венаторини. Моцарт любил музыку талантливого чеха и находил в его творчестве много поучительного для себя. Он навещал Мысливечка в Болонье и в Мюнхене, куда «божественный чех» ездил ставить свои оперы.

Занимаясь исследованиями, Бэрни обнаружил удивительные вещи. В какую бы страну он ни приехал, везде встречал превосходных чешских музыкантов. В Берлине жил скрипач Франтишек Бенда[2], равных которому трудно было сыскать. При дворе Готтского герцога служил его брат Йиржи Бенда, замечательный композитор. Он первый сочетал драматическое действие на сцене с инструментальной музыкой, и созданные им мелодрамы соперничали с немецкими зингшпилями. В Мангейме жила группа чешских мастеров, сочинявших превосходные сонаты, квартеты, симфонии. Старый Гайдн высоко ценил творчество представителей «мангеймской школы», а юный Моцарт восторгался «армией, состоящей из одних генералов», как кто-то назвал мангеймский оркестр. При всех европейских дворах можно было встретить чешских органистов, скрипачей, пианистов. В капелле чуть ли не каждого владетельного князя или богатого аристократа служили чехи. Не раз во время путешествий Бэрни приходилось слышать поговорку: «Что ни чех — то музыкант».

Так где же чехи приобретали свое высокое профессиональное мастерство? Чтобы найти ответ на этот вопрос, Бэрни и решил отправиться в Чехию.

Бедность чешского народа не удивила его. В порабощенной стране, где, кроме своих панов и помещиков, народ вынужден был кормить еще и чужсземцев, это казалось естественным. Поразило другое.

В первой же чешской деревне, куда попал Бэрни, ему довелось слушать музыку. Вечером на площади перед корчмой появился седовласый старик с большим контрабасом. За ним пришел молодой парень. Белые суконные штаны плотно обтягивали его стройные ноги, обутые в лапти. Рубашка с широкими рукавами да шляпа с лихо воткнутым орлиным пером дополняли костюм. Придерживая подбородком скрипку, он что-то на ходу наигрывал. «Бродячие музыканты», — подумал Бэрни и стал с любопытством их разглядывать. Но вскоре понял, что ошибся. На площадь приходили все новые и новые скрипачи. Целый оркестр! Расположившись полукругом, они начали играть.