Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

Следующие дни были заняты обучением и переходами, которые были прерваны в связи с поимкой дезертира по имени Керво. Он грабил местных кампесинос и входил в банду мародеров. Когда его доставили в лагерь, он попытался пожать руку Че, но тот кратко ответил, что велел привести его для того, чтобы расстрелять, а не здороваться.

Расстояние между двумя колоннами вынудило Фиделя и Че перейти на письменное общение. В те месяцы они затрагивали в своей переписке самые различные темы, от высочайшего поли тико-стратегического анализа и планов кампании до самых мелких подробностей, обращая внимание на все происходившие несообразности. Например, вот что Че писал Фиделю:

«Камило говорит, что ты давал ему пистолет, но он не взял его, посчитав, что у меня уже есть один (но ты забрал его у меня). Он оказался без пистолета, но при этом попросил у Чичо один — пистолет Сото — и когда перешел в другую колонну, не вернул его. Чичо оказался в ощутимом проигрыше. Тебе нужно разобраться со всем этим».

Несколькими днями позже, по дороге к реке Пеладеро, где партизанам предстояло соединиться с отрядом Фиделя, они реквизировали революционный налог в виде мула и, по имени прежнего владельца, немедленно дали ему кличку Баланса. В то время как партизаны решали, съесть ли его или взять с собой, мул доказал свои высокие достоинства, продемонстрировав

«высокую технику скоростного спуска с гор в таких местах, где можно было только соскользнуть, держась за лианы или изо всех сил цепляясь за выступы. Он показал выдающийся гимнастический талант, а потом последовало повторное представление, когда он переправлялся через реку Пеладеро. В месте, полном огромных валунов, он произвел между камнями несколько прыжков, при виде которых захватывало дух, и это спасло ему жизнь».

Баланса стал мулом Че.

Но представление мула-акробата было далеко не самым важным из событий, происходивших в отряде. Все предшествующие месяцы атмосфера оставалась очень напряженной. Согласно описанию, сделанному Энрике Асеведо, который был навсегда прикреплен к тыловому охранению (Че прозвал их на аргентинский манер «дескамисадос» — во время его юности такое прозвище носили перонисты из народа), обстановка была очень далека от идиллической. «Если сравнивать, то колонна была монастырем, а наш взвод — китайским публичным домом».

В отсутствие Че — он был на совещании у Фиделя — «Дало Сардиньяс, пытаясь ударить пистолетом по голове одного из чересчур недисциплинированных солдат, случайно нажал на спуск и убил его на месте». Энрике Асеведо вспоминал:

«Весь ад вырвался на свободу. Многие из тех, кто искал благовидного предлога, чтобы выйти из партизанской кампании, воспользовались выгодными обстоятельства ми; некоторые были друзьями убитого, другие — просто зрителями... Сумасшедший Роберт схватил винтовку и бросился к капитану — который уже находился под арестом, — чтобы прикончить его. Лейтенант Каньисарес закричал, что уйдет из отряда, если суд не состоится безотлагательно».

«Мы оказались на грани мятежа. Я немедленно поместил Дало под арест. Товарищи были настроены ко мне очень враждебно и требовали немедленного суда и казни».

Физические наказания среди партизан были строго запрещены, кроме того, многие думали, что убийство не было случайным. С другой стороны, Сардиньяс был весьма заслуженным и уважаемым бойцом. Однако спор едва не подорвал остатки дисциплины в отряде. Фидель лично участвовал в подготовке публичного суда, чтобы услышать народные мнения. И он, и Че считали, что Сардиньяса нужно наказать, но, конечно, не признавая виновным в убийстве, что подразумевало бы смертный приговор и назначение расстрельной команды. После горячих дебатов

«пришла моя очередь говорить, просить людей обдумать вопрос. Я пытался объяснить, что смерть товарища следует рассматривать с точки зрения условий борьбы, военной ситуации и что главным виновником случившегося является диктатор Батиста. Но мои слова звучали перед враждебно настроенной аудиторией не слишком убедительно».

При свете факелов глубокой ночью Фидель подвел итог. «Той ночью его исключительные ораторские способности подверглись серьезному испытанию. В результате голоса разделились почти поровну: семьдесят человек требовали смертной казни, а семьдесят шесть высказались за иную форму наказания. Дало был спасен». Но это решение привело к тому, что довольно большая группа покинула партизанский отряд, а некий Конте Агеро со слов Сумасшедшего Роберта написал очерк, опубликованный затем в журнале «Боэ-мия», где изобразил партизан бандой злостных преступников. «Дало Сардиньяс был лишен звания; ему предстояло заново завоевывать свои звезды, сражаясь против врага в составе малочисленного отдельного патруля... Взамен капитана Сардиньяса Фидель дал мне одного из своих лучших бойцов, Камило Сьенфуэгоса, который был назначен командиром нашего авангарда».

Вместе с Камило, другом Че, в отряд прибыл и Дариэль Аларкон.

На следующий день поредевшая колонна Че отправилась на подавление вспышек бандитизма, происходивших в других частях Сьерра-Маэстры.

Во время этого похода Энрике Асеведо записал:

«В Че есть нечто, интригующее меня. Уже несколько дней он держит при себе зверушку — белую мышь, которая путешествует в его рюкзаке. Когда мы отдыхаем, он берет ее и сажает себе на плечо. Она... забирается наверх, на его берет, и играет там. Когда я смотрю на него, то удивляюсь до глубины души. Я считаю его таким жестким парнем, и вдруг он поражает меня столь человеческими проявлениями. Это заставляет меня думать, что несгибаемый командир — только его видимость. Я хотел бы когда-нибудь узнать его немного лучше».

Камило, быстро продвигаясь, захватил в плен «Китайца Чан-га» и его банду, опустошавшую район Каракаса, убивавшую и мучившую людей. Было проведено краткое судебное разбирательство. Чанг и кампесино, изнасиловавший девочку-подростка, были казнены. Часть бандитов была оправдана, а еще трое были подвергнуты имитации расстрела. «Когда эти трое обнаружили, что все еще живы, так как выстрелы были направлены поверх их голов, один из них очень странным образом продемонстрировал мне свое ликование и благодарность — громким поцелуем, как будто я был его отцом».

Все эти события были засвидетельствованы американским журналистом Эндрю Сент-Джорджем, который вновь приехал в Сьерру.

«Очерки в журнале «Лук» принесли ему премию за самый сенсационный материал года, опубликованный в США. Обман, к которому мы впервые прибегли в Сьерре, может теперь показаться варварским, но никакое другое наказание не подходило для этих людей — мы могли сохранить им жизни, однако за ними тянулась цепь серьезных преступлений. Эти трое присоединились к Повстанческой армии, и на протяжении всего восстания до меня доходили вести о прекрасном поведении двоих из них. Один долгое время состоял в моем отряде и во время обсуждений военных баек, частенько возникавших среди солдат, при сомнении в достоверности той или иной из них, всегда подчеркивал: «Теперь я не боюсь глядеть смерти в лицо, и Че тому свидетель».