Роджер Мэнвэлл - Генрих Гиммлер

Хотя Аушвиц был главным лагерем смерти Гиммлера, были и другие лагеря в Польше и России, в которых с 1942 по 1944 год организовали умерщвление газами и расстрел евреев, славян и цыган.

В Аушвице и в его спутнике Аушвице II в Биркенау[82] массовые убийства начались в марте 1942 года и не прекращались до октября 1944; газовые камеры и крематории, тщательно разрушенные Гиммлером в ноябре 1944 года перед лицом русского наступления, представляли собой здания, построенные за пределами самого лагеря. Уничтожение людей сдерживалось ограниченной емкостью этих зданий и их оборудования; производительность Аушвица, даже после строительства в 1943 году четырех новых объединенных с крематорием газовых камер по проекту Хайнца Каммлера, который впоследствии конструировал площадки для ракет класса V, по свидетельству Рейтлингера, не превышала 6000 заключенных в день. Другое постоянно растущее ограничение накладывал транспорт; душные товарные вагоны поездов, битком набитые заключенными, часто переводили на запасные пути, чтобы не задерживать грузы высокой военной важности. Такие задержки в деле очищения Европы приводили Гиммлера с Эйхманом в ярость, но, тем не менее, до момента закрытия Аушвиц поглотил около двух миллионов человек. В искусстве массового уничтожения людей Гиммлер оставил далеко позади своего кумира Чингисхана.

Небрежное отношение Гиммлера к Хессу свидетельствует о том, что в 1942 году его основные интересы были в другом месте. Это были первый год, когда Германия получила отпор как на Североафриканском, так и на Российском фронте, не говоря уж о постоянно нарастающих бомбардировках силами союзников.

В июле 1943 года пала Италия, и Муссолини был арестован, за чем последовали спешные совещания, созванные фюрером в Растенбурге, его ставке в Восточной Пруссии. Всего лишь за несколько дней до этого Гитлер встречался с дуче в Фельтре, в Северной Италии. Весть о том, что 25 июля Бадольо арестовал Муссолини, достигла Растенбурга ко времени ночного заседания, в ходе которого Гитлер планировал оккупировать Италию и восстановить Муссолини. В это же самое время на следующий день, когда прибыли все нацистские лидеры, фюрер, по свидетельству Геббельса, «приказал Гиммлеру проследить за тем, чтобы в случае возникновения малейшей опасности принимались самые суровые полицейские меры».

Вслед за этим в Италии начался период великого смятения; перемирие с союзниками, высадившимися в Южной Италии ранним утром 3 сентября, не объявлялось до 8 сентября, и принятая союзниками стратегия фактически спасла скромные силы Кессельринга в Южной Италии от, казалось бы, верного поражения объединенными силами союзных и итальянских дивизий. Тем временем Гиммлеру было приказано разыскать Муссолини и организовать его спасение, а Бадольо в это время старался предотвратить немедленное освобождение своего пленника, перевозя его с острова на остров до принятия окончательного решения, что с ним делать. В конце концов, в сентябре, когда Муссолини по условиям перемирия следовало передать союзникам, он был внезапно освобожден из места последнего заключения на высокогорном лыжном курорте в Абруццких Апеннинах в результате блестящей операции, проведенной, после брифинга у Гиммлера, офицером СС Отто Скорцени. Отряд Скорцени высадился на вершину горы на планерах; после освобождения Муссолини из отеля, где он содержался пленником, Скорцени доставил его в Вену на легком самолете, который только и был способен взлететь со склона горы.

Гиммлер не питал иллюзий относительно Муссолини; он постоянно получал подробнейшую информацию о ситуации от своих агентов в Риме. Но как только Муссолини арестовали, этих сведений стало недостаточно. По словам Шелленберга и Хеттля, в попытке установить место, где спрятан Муссолини, Гиммлер обратился к группе астрологов. Их собрали, рассказывал Шелленберг, в сельском домике у озера Ваннзее и после того, как прорицатели поглотили неимоверное количество еды, напитков и табака, один из них, Мастер Звездного Маятника, обнаружил Муссолини на острове к западу от Неаполя. Поскольку Муссолини действительно содержался некоторое время в Понце, это, несомненно, доказало Гиммлеру, что СС не зря тратило время и деньги на оккультизм.

После смерти Гейдриха Гиммлер был вынужден взвалить на себя весь груз его политики. Чтобы справиться со столь сложный ситуацией, он, подобно самому Гитлеру, использовал принцип, гласящий, что даже в условиях диктатуры следует проводить консультации между министрами и согласование политики с верховным командованием, ответственным за ведение войны, если это способствует решению проблем, порожденных гитлеровскими амбициями.

Но вместо того, чтобы консультироваться и согласовывать, Гитлер предпочитал руководствоваться собственными решениями, в которых все меньше и меньше отражались получаемые им советы. В то время как власть Геринга ослабевала, а Геббельс все пытался распространить свое растущее влияние за ограниченные рамки пропаганды, Гитлер оказался в окружении ничего не значащих людей, заслуживших его благосклонность лишь способностью поддерживать его военные фантазии. Сила его была все еще велика, и он не утратил хитрости, но уже в середине войны он использовал свои необъятные материальные и человеческие ресурсы на самом пределе. Он ослабил армию, вытянув ее вдоль фронта, протянувшегося на две тысячи миль с севера на юг, открыв сердце Германии бомбардировщикам союзных сил, которым Люфтваффе не могли уже успешно противостоять. Гитлер так никогда и не признал своего полного провала, и в ответ на поражения инстинктивно старался отвлечься от них и погружался в океан собственных иллюзий. Гиммлер, Геринг и Геббельс присутствовали на том декабрьском совещании 1941 года, когда Гитлер объявил себя собственным главнокомандующим, чтобы ему было легче отвергать приказы верховного командования. С 1942 года он отгородился от немецкого народа и от марширующих парадов, чьи салюты и массовые приветствия некогда питали его гордость и целеустремленность. Теперь он видел себя одиноким гением, ведущим войну из постоянно меняемых ставок вдали от фронта, сначала в Виннице на Украине, затем или в Растенбурге на востоке Пруссии, или в Цоссене у самого Берлина, или в уединении Берхтесгадена, где горы дышали спокойствием и совершенством.

Прямо под ним в нацистской иерархии находился Гиммлер, младший дух, но созданный по образу человека, которому поклонялся. Взамен извращенного гения Гитлера он мог предложить лишь неуемную одержимость и педантичное внимание к мелочам; вместо гипнотического лидерства — абсолютную преданность долгу и требование того же от подчиненных. Его власть держалась на страхе; но и сам он испытывал страх, который непосредственно проистекал из его зависимости от других и личного несоответствия. Его нервозность стала хронической, и только Керстен умел избавлять его от этих парализующих приступов боли. Его стремление уничтожить евреев и славян и поставить себя во главе пышущей здоровьем Нордической Европы было компенсацией за слабое тело, опущенные плечи, плохое зрение и кривые ноги. Его любовница и ее дети возродили его сексуальную уверенность, но и сексуальное мастерство не было его сильной стороной. Он носил элитный черный мундир СС или серую полевую форму своих боевых подразделений, но его личная армия даже в 1942 году находилась под строжайшим надзором Гитлера и его схемы независимого производства оружия в лагерях были в равной степени неудачными.