Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

Однако разоружение прошло быстро и легко, безо всяких инцидентов. Обезоруженные солдаты были построены в колонну по двое и отведены к железнодорожному вокзалу, где их уже ожидал подготовленный к погрузке эшелон. Помимо всего прочего, на станции были арестованы все большевицкие лидеры, которых также отконвоировали на вокзал и поместили в отдельную теплушку, которую Семенов приказал запломбировать, попутно заметив большевикам, что они «должны быть горды въехать в Россию в запломбированном вагоне, подобно их вождю Ленину».

Через несколько недель, в середине января 1918 года, Семенов назначает барона Унгерна комендантом города Хайлар, находившегося в полосе отчуждения КВЖД. В Хайларе были расквартированы части железнодорожной бригады и конные подразделения корпуса Пограничной стражи общей численностью около 800 человек. Не только солдаты, но и большинство офицеров этих частей были совершенно разложены большевизмом, причем именно офицеры оказались наиболее активными пропагандистами и сторонниками новой власти — большевицкого Совета народных комиссаров. Назначение барона Унгерна комендантом города вызвало полное неприятие со стороны обольшевиченных офицеров. Оказалось, что из нескольких десятков гарнизонных офицеров Унгерн мог рассчитывать только на штаб-ротмистра Межака, который со своими солдатами добровольно подчинился барону и предоставил себя в полное его распоряжение. Однако медлить было нельзя: Унгерн получил сообщение, что гарнизонный комитет Хайлара, полностью контролируемый большевиками, готовит провокации. Разоружение солдат было назначено на 11 часов вечера, в день, когда гарнизонный комитет собрался на свое очередное заседание. Акция была проведена бароном Унгерном настолько быстро и безболезненно, что заседавшие большевики даже и не подозревали о случившемся. На следующий день все разоруженные солдаты были отправлены через станцию Маньчжурия в глубь большевистской России.

Активные действия Семенова и Унгерна в полосе отчуждения КВЖД были чрезвычайно болезненно восприняты китайцами, которые смотрели уже на железную дорогу как на свою собственность. При проведении аналогичной акции на станции Бухэду Унгерн был арестован китайцами, причем арестован с чисто китайским вероломством. Начальник китайского гарнизона пригласил прибывшего в Бухэду Унгерна к себе на обед, в ходе которого барона и арестовали.

Семенов, получивший извещение об аресте Унгерна, принимает решение немедленно выступить для освобождения барона. Однако свободных сил у него в наличии не было. Тогда, как вспоминал позже сам атаман, он решил применить «хитрость и психологическое воздействие». Семенов отправился против китайцев, взяв с собой два пустых товарных вагона и железнодорожную платформу, на которую установил скат колес с осью от казенной обозной двуколки, положив на него длинное бревно, приблизительно соответствующее размеру орудия. Это сооружение было накрыто брезентом и имитировало «броневик». Выдвинув поезд с платформой и командой монголов к станции Бухэду, Семенов отправил туда телеграмму, в которой пригрозил китайцам разгромить всю станцию из орудия, если его офицер и солдаты не будут немедленно освобождены. Спустя два часа Семенов получил сообщение, что его офицер и солдаты на свободе, оружие им возвращено, а начальник китайского гарнизона приносит свои сожаления в связи с произошедшим инцидентом и просит забыть это недоразумение. На другой день Унгерн со своим отрядом вернулся в Хайлар.

Сам атаман Г. М. Семенов чрезвычайно высоко оценивал роль барона Унгерна в становлении антибольшевистского сопротивления в Забайкалье и Маньчжурии. Он был награжден орденом Святого великомученика Георгия 4-й степени Особого Маньчжурского отряда за то, «что, командуя взводом в январе 1918 года, разоружил Хайларский гарнизон в составе батальона». Этот орден был установлен Г. М. Семеновым для чинов своего отряда и отличался от аналогичных наград императорской России не только изображением рисунка св. Георгия, но и наличием литер «ОМО» или «Особый Маньчжурский отряд», изображением сияющего солнца на аверсе и датой «1918» на реверсе. Орден же представлял собой Георгиевский крест, покрытый белым лаком.

Гораздо позже, в конце 1930-х годов, Г. М. Семенов в своих мемуарах оценит свое сотрудничество с бароном Унгерном следующим образом: «Успех самых фантастических наших выступлений в первые дни моей деятельности был возможен лишь при той взаимной вере друг в друга и тесной спайке в идеологическом отношении, которые соединяли меня с бароном Унгерном. Доблесть Романа Федоровича была из ряда вон выходящей… В области своей военноадминистративной деятельности барон зачастую пользовался методами, которые часто осуждаются. Надо, однако, иметь в виду, что ненормальность условий, в которых протекала наша деятельность, вызывала в некоторых случаях неизбежность мероприятий, в нормальных условиях совершенно невозможных. К тому же все странности барона всегда имели в основе своей глубокий психологический смысл и стремление к правде и справедливости».

В первом наступлении на советскую Читу, которое предприняли в январе — марте 1918 года семеновские отряды, барон Унгерн непосредственного участия не принимал. Он занимался организационной работой или тем, что сам Семенов определял как «военно-административную деятельность». Деятельность эта была не менее важна и значительна, чем участие в боевых операциях. При формировании своих частей Семенов столкнулся с катастрофической нехваткой всего: людей, снаряжения, боеприпасов, артиллерии, транспорта. Известно, что все проблемы весьма легкоразрешимы, когда в наличии имеются денежные средства. Однако сибирские промышленники и купцы, бежавшие в Маньчжурию от прелестей новой власти и обосновавшиеся в Харбине, не спешили жертвовать свои кровные на спасение России, предпочитая прожигать деньги в харбинских злачных заведениях. Себялюбие и недальновидность русской буржуазии поистине не знали никаких границ. По воспоминаниям современников, цены в Харбине подскочили за несколько месяцев в десятки раз. Наш старый знакомец барон Будберг сокрушался по этому поводу: «Нам приходится уходить с квартиры, за которую брат жены платил 80 рублей в месяц, а прибывший из Иркутска богач еврей дал хозяину сразу 600 рублей в месяц и плату за год вперед». По сведениям, приводимым современным российским историком А. Б. Езеевым, оклады, установленные для чинов Особого Маньчжурского отряда атамана Семенова колебались в пределах от 60 (рядовой) до 160 (атаман ОМО) рублей в месяц. Красноармейцы Даурского фронта, воевавшие против Семенова, получали 600 рублей в месяц, а офицеры-военспецы (тогда они именовались военными инструкторами) — 2000 рублей в месяц. Для того чтобы в таких условиях формировать воинские части и заставлять их сражаться, необходимо было обладать не только полной идейной убежденностью в правоте своего дела, но и выдающимися административными способностями и определенной политической изворотливостью. Последняя составляющая была особенно важной, поскольку дело приходилось иметь с различными азиатскими народностями — монгольскими племенами, китайцами, японцами, которые к тому же испытывали друг к другу весьма противоречивые чувства.