Рене Флеминг - Внутренний голос

Когда я только начинала выступать, бытовало мнение, что в наши дни вообще нет великих певцов. Все с придыханием вспоминали пятидесятые, а те, кто был хорошо знаком с историческими записями, воспевали вокалистов первой половины двадцатого века. Настоящие же знатоки и вовсе обращались к золотому веку и пытались восстановить по письмам и воспоминаниям, как именно звучали голоса исполнителей нашего любимого репертуара в те времена, когда еще не изобрели звукозапись.

Честно говоря, важнее всего сама музыка и творчество композитора, а роль вокалиста сводится всего лишь к функции umile ancella, или скромной горничной. Певцы ведь ничего не творят, они всего-навсего интерпретаторы искусства. Некоторым, правда, удается благодаря обретенному мастерству и эффективному использованию природных данных достичь высочайшего уровня. Многие певцы становятся великими актерами не потому, что у них потрясающий голос, а потому, что они правильно используют его для общения со зрителями. Они умело демонстрируют каждую грань своего таланта, в том числе и таланта жить, чтобы поразить воображение публики. Совершенство создает настолько безупречную поверхность, что у публики просто не остается времени, чтобы проникнуть в произведение, тогда как особенности индивидуального стиля все равно что ключи к сердцу исполнителя.

Отчасти мы смотрим на них с такой страстной настойчивостью по той же причине, по какой не можем оторваться от девочки на проволоке или дрессировщика, засунувшего голову в пасть льва, — риск, опасность будоражат кровь.

Бывает, во время концерта все идет прекрасно. Я чувствую, что спела на пределе возможностей и смогла проявить настоящее актерское мастерство. Я наладила контакт с залом. Оглядываясь назад, я ничего не хочу менять во всем концерте. Но именно в такие вечера, возвращаясь в гостиницу, я чувствую себя потерянной, потому что контакт с залом был слишком тесным. Я люблю путешествовать: это позволяет мне побыть наедине с собой. Телефон звонит не так часто, как дома, и мне не приходится сражаться с хаосом повседневной жизни. Хоть я и любительница хаоса, всем нам время от времени требуется передышка. Но после столь тесного общения с двенадцатью тысячами зрителей как-то странно находиться в полном одиночестве в незнакомой комнате. После выступления мне не спится, я взбудоражена и чувствую чудовищную пустоту. Многие исполнители говорят о том, что удел артиста — одиночество, и отчасти они правы. Когда работа, предшествующая хорошему концерту, оборачивается радостью и восторгом публики, я получаю огромное удовольствие. Но по возвращении в отель не с кем его разделить. Как будто весь вечер зачеркнут одним поворотом ключа в замочной скважине гостиничного номера, и вот уже в голове всплывают мелкие ошибки, допущенные на концерте, и настроение портится. Но на следующее утро я уже в полном порядке; такова уж кочевая жизнь, ничего не поделаешь.

Что помогает развеяться, так это оперные постановки. Мы встречаемся с друзьями-приятелями за кулисами раз в несколько лет и на те месяцы, что работаем вместе, становимся одной семьей. Это необычайно здорово, но в то же время никогда не перестаешь скучать по дому и близким. Такова жертва, которую мы приносим на алтарь искусства. Одна мудрая коллега как-то сказала мне: «Работа доставляет нам столько радости, столько удовольствия, что мы могли бы делать ее бесплатно. А платят нам за горечь расставания с родными и близкими».

ГЛАВА 11

РОЛИ

При работе над новой ролью чуть ли не самое сложное — выкроить пару часов в день на репетиции в моем забитом расписании. Я занимаюсь за фортепиано в гостиной и благодарю судьбу за выработанную годами способность концентрироваться, потому что каждые две минуты тренькает телефон или звонят в дверь. Моя помощница Мэри Камиллери прикладывает все усилия, чтобы не отвлекать меня, но постоянно возникают вопросы, требующие моего вмешательства. Параллельно разговаривая по трем телефонам, она в то же время роется в кипах нот, которые мне нужно просмотреть, и пакует мои вещи для предстоящего путешествия в Германию. Еще одна моя ассистентка, Элисон Хизер, осуществляет связь с внешним миром, бронирует билеты и гостиницы, составляет расписание, пытается утрясти детали предстоящих выступлений, а также договаривается об интервью, примерках, обедах с приятелями, репетициях, школьных спектаклях, собраниях в Метрополитен-опера и еще каких-то встречах. Мои помощницы называют меня Бархатным Кнутом или просто Ураганом, но я бы сказала, что я скорее уж Стэпфордская Дива, справляющаяся с миллионом дел одновременно. Дочки, вернувшись из школы, несутся к пианино, чмокают меня в щеку и отчитываются о прожитом дне: оценки за контрольные, игры, приглашения на вечеринки и обсуждения того, кто с кем сидел в столовой и кто что сказал. Это лучшее время за весь день. После этого они обедают и садятся за уроки. А я репетирую «Дафну» и одновременно занимаюсь комплексным ремонтом квартиры, так что мне приходится иметь дело не только с невероятным, губительным для пения количеством пыли, но и с постоянным стуком, снующими туда-сюда парнями в бейсболках и криками на русском языке (лучше бы мысль о ремонте кухни пришла мне в голову во время работы над образом Татьяны). В это время няня девочек стирает, а наш кавалер-кинг-чарльз-спаниель Рози с упоением облаивает двух дизайнеров, пришедших снять мерки для новых встроенных полок. Такой бедлам — не исключение, а правило. После того как закончится ремонт в кухне, начнется что-нибудь еще. Будь я тонкой натурой, способной работать лишь в спокойной благоприятной обстановке, мне пришлось бы всю оставшуюся жизнь петь партию Графини в «Фигаро», потому что я просто не смогла бы выучить ни одной новой роли. Я живу в удивительном, требовательном, завораживающем, но никак не спокойном мире. Если мне нужно что-то сделать, я делаю это, несмотря на обстоятельства и на то, что творится вокруг, — иначе ничего не получится.

Хотя мне нравится работать над всеми аспектами оперной роли, от музыки до костюмов, самое интересное для меня — раскрыть характер. Не успеваю я поверить, что окончательно разобралась с характером героини, как она вдруг поворачивается ко мне совсем другой стороной. Можно назвать это вдохновением или проявлением творческого начала, но стоит мне изменить интонацию в диалоге, по-другому пройтись по сцене или найти иную причину определенного поведения, как знакомая роль открывается для меня заново. Это может неожиданно случиться на репетиции и во время спектакля или приходит постепенно, в течение нескольких постановок, но поиск никогда не прекращается. Особенно приятно, когда благодаря твоим усилиям — чтению первоисточника (книги или пьесы, на которой основано либретто), изучению определенного исторического периода и, самое главное, погружению в музыку и текст — на сцене рождается многоликий противоречивый характер. Чем больше вкладываешь в роль, тем больше получаешь сама и даришь публике.