Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна
Одним из самых оригинальных аспектов книги является рефлексия рассказчицы по поводу того, что значит быть девочкой, еще в раннем детстве, когда она играла в обручи. Более покладистая Энн Тренир просто отмечает, что у мальчиков для игры были железные обручи и крючки, тогда как у девочек были лишь деревянные обручи и палки48. Бирн возмущает это неравенство, потому что железными обручами было легче управлять, чем деревянными49. Целые две главы посвящены ее детской убежденности в том, что «мужчины беспредельно превосходят»50 «леди», которые «скучны»51. Так, у мужчин есть идеи о том, что было бы интересно делать, они лучше рисуют, дарят лучшие подарки и больше понимают в еде. «Леди», напротив, все всегда не одобряют и запрещают. Она хочет быть мальчиком, одевается как мальчик, когда это возможно, хочет мальчиковые игрушки (которые для нее означают хорошие, реальные вещи) и мечтает сыграть мальчика в школьном спектакле. Ее похвала мужчинам приведена в декларативных высказываниях в настоящем времени и в максимально убедительной форме. Такое использование несобственно-прямой речи (и настоящего времени) призвано показать, однако, что это точка зрения ребенка, а не автора:
Мужчины – хозяева жизни… Мой отец или дедушка позволили бы мне завести собаку, если бы мы могли уехать от мамы и бабушки… Мужчины – самые милые люди на свете52.
Читатель делает вывод, что автор в итоге пришла к другому мнению.
Бирн великолепно изображает ощущения ребенка при трудном переходе от детства к раннему подростковому возрасту. Внезапно, «когда тебе двенадцать, тринадцать»53, от тебя ожидают всевозможных приличий. Кажется, что она вечно слишком взрослая для того, но слишком маленькая для этого. Чему она учится, едко указывает она, – это искусству притворяться и утаивать, то есть не просто быть обычной наивной особой, а говорить и действовать так, как этого хотят окружающие.
Одновременно она испытывает напряженность в отношениях с матерью, которая, по-видимому, была главной виновницей этой путаницы. Факт, что ее отец умер, мы узнаем, когда она едва стала подростком54. Как радикальное следствие того, что это книга не о событиях, а о воссоздании точки зрения ребенка и воспоминаниях, это, казалось бы, главное событие детства не рассматривается как таковое. В конце концов, Бирн изображает себя и мать достигшими полной гармонии, когда они посещают школу, в которой она надеется учиться. Ее мать была педагогом в Соединенных Штатах и отказалась от дальнейшего образования, чтобы выйти замуж за отца Бирн. Таким образом, мать видит в желании дочери исполнение собственной мечты.
Старки и Бирн отдают должное женской скромности, но только для того, чтобы выйти за ее пределы в своих текстах: Старки с ее безудержной откровенностью, а Бирн с ее ловким выражением детского желания быть мужчиной. Их оригинальные произведения – одни из самых феминистских на тот момент. Как мы увидим, феминизм – если не феминизм в политическом смысле, то, по крайней мере, острое критическое осознание гендера – столь заметный в англоязычных женских автобиографиях детства, опубликованных в межвоенные и военные годы, в послевоенный период практически исчезает из них, но только чтобы еще более резко проявиться во франкоязычных работах, начиная с поздних 1950‑х годов.
Семейное гнездо и трудности за его пределами
Другая работа, погруженная в воспоминания, но эмоционально, а не аналитически, – это «Актерская дочь» Алин Бернштейн (1941). Бернштейн выросла в гламурных, хоть и сомнительных театральных кругах Нью-Йорка в 1880–1890‑х годах и стала выдающейся художницей по декорациям и костюмам. В автобиографии она блуждает в картинах прошлого. Как автор, она в высшей степени безразлична к возрасту и датам, никогда не утруждает себя объяснениями, но чрезвычайно внимательна к людям и чувствам. Люди – ее отец, мать, красивая тетушка Нана, их многочисленные творческие друзья и знакомые – были ее миром. Бернштейн была окружена любовью и обожала этих людей в ответ. Как скучная школа, которую ей в конечном счете пришлось посещать, могла конкурировать с успехами ее отца на сцене, экстравагантными вечеринками, поездкой в Лондон или насыщенной личной жизнью ее тетушки, которые заставляли ту искать утешение в наркотиках? Все эти бурные страсти были подлинной реальностью для Алин. Неудивительно, что, рассказывая о себе, она нарочито описывает мистические озарения, в которых пробуждается ее эстетическая чувствительность, осознание важности искусства, музыки и красоты. Повествование определенно сосредоточено на ней, но само название «Актерская дочь» предполагает, что другие люди безмерно важны для ее истории. Согласно ее биографам, она потеряла мать в одиннадцать и отца – в шестнадцать лет. Неизменно не обращая внимания на даты и на необходимость пояснить ситуацию читателям, она не говорит нам, когда потеряла родителей, но пишет об их смертях. Свою историю она завершает смертью отца, которая для нее знаменует окончание детства.
Элизабет Лора Адамс, более молодая писательница, родившаяся в 1909 году, также подчеркивает, что выросла в любящей семье. Слово «любовь» занимает видное место в ее автобиографии детства и юности «Темная симфония» (1942), как и у Бернштейн. Теплая семейная атмосфера обеспечила ей эмоциональную защиту, она была счастливой маленькой девочкой, но, как и в случае Бернштейн, беда маячила на горизонте. Но на этом сходство между двумя биографиями и двумя произведениями заканчивается.
Адамс выросла в Калифорнии, а не в Нью-Йорке; ее семья относилась к преуспевающему среднему классу, а не к богеме; но главное – она была черной, а не белой. Она испытывала не только боль от потери отца, когда ей было пятнадцать лет, но и непрекращающуюся расовую дискриминацию. Впервые она столкнулась с ней в начальной школе, но это сильнее сказалось позже, прежде всего в годы Великой депрессии, когда Адамс пыталась найти работу, чтобы прокормить мать и себя. Куда бы она ни повернулась, она слышала или читала: «Для цветных работы нет». Публикуя автобиографию, Адамс хотела сделать заявление. Если Бернштейн пишет серьезно, без иронии, а иногда и ударяется в мистическое, работа Адамс тщательно простроена с целью донести ее послание о пагубных последствиях расовой дискриминации. Ее книга лаконична, красноречива и тонка, с ироничными и юмористическими штрихами.
В первой половине книги Адамс изображает свое счастливое детство в Южной Калифорнии в качестве единственного ребенка из афроамериканской семьи среднего класса. Ее родители не просто любящие и добрые – «Ни один ребенок никогда не получал больше любви от родителей, чем я»55, – они находятся в гармоничном согласии по всем вопросам воспитания детей. Они мудры: знакомят дочь со сказками, как то – Санта-Клаус, пасхальный кролик и аист, приносящий младенцев, но позже объясняют, что это всего лишь выдумки. Они строги и мягко добиваются дисциплины: если кто-то подвергает детей ужасным наказаниям, Адамсы обходятся тем, что отправляют провинившуюся стоять в углу или запрещают ей поцеловать Маму. Короче говоря, ее родители были образцовыми. Адамс изображает свою мать особенно красивой и вдохновляющей личностью. Инциденты из детства Адамс тщательно отобраны, с тем чтобы продемонстрировать, какая у нее была замечательная семья, и создать контраст с тем отсутствием любви, с которым она столкнулась, когда работала горничной в домах белых людей во время Великой депрессии.
С расовыми предрассудками Адамс впервые встретилась, когда пошла в школу. И хотя у нее были белые школьные друзья, а родители наставляли не отвечать ненавистью на ненависть, она все равно оказалась в капкане дискриминации. В подростковом возрасте Адамс тяготеет к религии, особенно к католицизму. Католицизм импонирует ей, в частности, из‑за конфессионализма, не различающего цвет кожи. Она чуть не стала католической монахиней.
