Василий Катанян - Лиля Брик. Жизнь
Уж это полный футуризм. Такого еще нет у Маяковского. Не успел.
И вот на что я обратила внимание много позже, после смерти Маяковского. И все-таки…
Треплев: «Скоро таким же образом я убью самого себя».
И последняя фраза в «Чайке»: «Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился».
Это, конечно, к футуризму отношения не имеет. Это я просто так.
Можете лишний раз убедиться, что я не литературовед.
Обнимаю Калерию Николаевну и Вас очень крепко.
Лиля».
В 1975 году Зиновий, памятуя, что не следует сравнивать себя с пенсионером, а Лилю Юрьевну с урной, прислал ей поздравительное стихотворение.
11.11.1975
Серебряное судно Увидел я в порту,
И буквы золотые Горели на борту.
Серебряное судно,
Такой красивый бриг,
И ясно было видно Четыре буквы Брик. Кораблик-каравелла, Вопрос тебе задам:
И как ты пролетела По огненным годам? Тебя трепали штормы, и лютая гроза срывала флаги, шторы, срывала паруса.
Кораблик отвечает:
«Ну что ж, была игра,
И вьюга ледяная,
И жаркие ветра.
Все это было, было,
Чего уж тут скрывать,
И солнце мне светило, какого вам не знать. Такой был виден берег — Нельзя его забыть.
И вам таких Америк Уж больше не открыть». И я сказал — кораблик,
И я сказал — корвет,
Ваш 3. Паперный. И я сказал — Ура, Брик! И я сказал — привет!
Ваш 3. Паперный.
Часть III Парижские встречи
Парижский дневник
Благодаря тому что единственная и любимая сестра Лили Юрьевны жила во Франции, связь с этой страной — не столько со страной, сколько с ее людьми, — носила характер доброй, временами многолетней дружбы.
Если взглянуть в адресную книгу ЛЮ, в кипы конвертов, полученных из Франции, там не меньше адресов, чем московских. Когда кто-то из знакомых или деловых людей летел туда или оттуда, сестры давали адреса. И рекомендации. Иногда приезд какого-нибудь персонажа предваряло письмо или телефон: «Лучше его не пускать», или: «Если она к тебе прорвется, то почти все будет врать», или: «Не принимай его, он первый в городе сплетник». Но это, в общем, были редкие исключения. В основном они водились с людьми порядочными, интеллигентными, талантливыми… Таким образом, у Арагонов образовался круг друзей, с которыми они дружили, — Любовь Орлова и Григорий Александров, Майя Плисецкая и Щедрин, Юткевич, Черкасов, Константин Симонов, Тамара Владимировна Иванова…
А у Лили Юрьевны круг друзей был более широкий — скорее всего, из-за ее общительности и наличия свободного времени, которое она могла уделять приезжим. Зато в Париже они не давали ей ни секунды покоя — каждый хотел оказать ей внимание, и каждому было с ней интересно. Кроме того, она давала интервью, консультировала переводчиков, помогала издавать книги Маяковского и свои небольшие воспоминания.
Где-то я прочитал очередную глупость, что Франция была ее второй родиной (?!) и ездила она туда, когда ей взбредет в голову. Разве бывает вторая родина? А третья? А ездила она по приглашению Эльзы и Арагона не когда хотела, а тогда, когда ее выпускали. Не надо забывать, что железный занавес, ОВИР — и кто еще там? — долго-долго стояли на страже наших передвижений, в том числе и ее.
Когда ей разрешали повидаться с родными и она прилетала в Париж, в аэропорту ее встречала буквально толпа друзей и почитателей. Больше всего она хотела сидеть и разговаривать с Эльзой, Арагоном и близкими друзьями. Но когда позволяло здоровье — давление и сердце, — она откликалась на приглашения поездить по стране и посмотреть то-се. Во время поездок по Франции ли, по Союзу ли ЛЮ старалась вести дневник — иногда краткий, иногда подробный. В дневнике она не философствовала, иногда давала характеристики персонажам, с которыми сталкивала ее жизнь, но чаще кратко описывала то, что поразило. А не видя двадцать пять лет всех этих заграничных новшеств, она замечала и архитектурные изыски, и убранство придорожного кафе, и диковинную шляпу на даме, и обстановку мастерской художника…
Ниже — фрагменты из парижского дневника 1955 года.
23 июня Прилетели с опозданием на 3 часа — ждали в Минске, снижались в Варшаве.
На аэродроме встречали Эля с Арагошей и Леже с Надей. Надя с огромным букетом невероятных роз. Чемоданы нигде не открывали. С аэродрома поехали прямо на дачу, Леже на своей машине повезли чемоданы.
Дача потрясла нас, ничего подобного мы не ждали.
Пообедали: артишоки, гигантский ростбиф, рокфор, изумительное шампанское.
24-е Были на приеме китайских артистов на Эйфелевой башне. Пили шампанское. Познакомились с Таслиц- ким, с Марселем Марсо, с Гилельсом и еще с кем-то… Эльза ушла завтракать с театралами, обсуждать премию, а мы с Арагоном в ресторан, где гарсон спросил нас, как поживает Эренбург! Ели паштет, холодную спаржу, форель… Встретились все на Рю-де-ля-Сурдьер. Квартира вроде нашей. Вернулись на дачу. По дороге отдохнули в кафе.
26-е К завтраку приехали Леже. Завтракали на «Мельнице». Леже подарил материю. Надя понавезла вина, чудесного, красного, свежего варенья, корзину белой и красной черешни, камамбера, черного хлеба. Гуляли по саду. Потом приехал Кремье с ребенком. Ребенок в переносной кроватке. Вечером слушали французских поэтов на американской пластинке, под музыку.
27-е Заехали к Леже, завезли икру. В саду огромный цветок из керамики. Внутри проволочный портрет, ковры, наша игрушка 16 республик и т. п. Нади не было дома, Леже работал с кем-то в мастерской, измерял циркулем. Обедали у Муссинаков. Поехали с ними на китайцев в театр Шайо. Оттуда нас довезли до дому какие-то шикарные люди, приятели Муссинаков, которые голосуют за коммунистов, оттого что «им принадлежит будущее».
28-е Зарегистрировались в консульстве. Поехали на дачу. Весь день смотрели всяких Пикассо и Матиссов и книги о балете и т. п. до одури.
29-е Пошли с Эльзой на выставку Пикассо, «Герника» и весь его путь. Вернулись. Арагон обиделся, что не дождались его. Я предложила пойти еще раз. Говорит, неинтересно — не в первый раз. Прибежали Картье-Брессоны, узнав, что мы приехали. Пришел фотограф с фотоальбомом о Париже и художник с иллюстрациями для нового издания «Белой лошади». Картье повозили по городу, потом отвезли обедать к Садулю.
30-е С утра заехали за нами Картье. Ездили и бродили по улицам и большим магазинам. К Васе и Картье пристали проститутки. Сидели и глазели в Кафе-де-ля-Пэ на площади Опера. Обедали в трактире. Когда вышли — три пожилых рабочих, сидя на тротуаре, громко матерились по-русски с французским акцентом. Смотрели дом, в котором жил Моцарт. Вернулись на дачу. Наши в городе на приеме в Сов. посольстве. Мы гуляли по саду, разговаривали со сторожем Альбером, который рассказал, что был стеклодувом, заболел легкими. С тех пор как женился, один раз был с женой в кино, никогда не ездил в Париж, предлагал нам пользоваться всеми своими игрушками: домино, шашки, кости… Мари весь вечер смеялась: Вася попросил у нее горчицу и назвал горчицу Moustache! (Усы.)
